Возроди во мне жизнь

— Я написала Лоли, — сообщила она.

— А кто это такая? — спросила я.

— Ты разве не знаешь? Та, что дает советы в журнале «Марака».

— И о чем же ты у нее спросила?

— Сама знаешь.

— И что она тебе ответила?

— Прочитать? Я подписалась как Кармина из Пуэблы. И она ответила: «Из простой симпатии может вырасти большая любовь, и в конце концов Вы найдете в нем все те достоинства, которыми наделили прекрасного принца своей мечты. Однако, если несоответствие между мечтой и реальностью слишком велико, то любовь из ваших отношений не вырастет. Можете мне поверить».

— Так ты испытываешь симпатию к Милито? — спросил Карлос.

— Немножко, — ответила она.

— Но он мало похож на прекрасного принца из твоих грез, — заметила я.

— Совсем не похож, — вздохнула она.

— Значит, любви ты не дождешься, — сделала я вывод. — Тогда ты должна завтра же дать ему от ворот поворот. Мягко, без грубостей, но решительно и бесповоротно. Скажи ему, что слишком мало его знаешь, что твоя мама считает тебя еще слишком молодой для замужества, что ты хочешь познакомиться с другими молодыми людьми, а вам с ним лучше пока остаться просто друзьями.

— А что же я тогда скажу папе? — спросила она.

— Папу я беру на себя, — заверила я.

— Обещаешь? Он говорит, что это самая лучшая для меня партия. Боюсь, ты ничего не сможешь сделать.

— Откуда твой папа может знать, что лучше для тебя? Он думает прежде всего о том, как будет лучше для него самого. У него какие-то дела с доном Эмилио.

— Обещай, что поговоришь с ним, мама, — сказала она напоследок и тоже уснула.

Вечер выдался погожим и ясным, и контуры огромных вулканов четко рисовались на горизонте. В Рио-Фрио Андрес приказал остановиться. Мы припарковались напротив кафетерия сельского магазинчика. Уже темнело, и деревья вокруг казались туманными призраками. Дети одним прыжком выскочили из машины.

— Кто хочет пить или в туалет — давайте, — сказал Андрес. До самой Пуэблы остановок больше не будет.

В Пуэблу мы прибыли в девять часов вечера. Карлос заметил, что издали наш дом не виден, потому что он весь утопает в зелени, но с террасы все же можно увидеть засыпающий город. Люди в Пуэбле рано расходятся по домам, уединяются за массивными дверями и после восьми часов на улицу уже не выходят.

Андрес показал гостям комнаты, а я отправилась на кухню, чтобы взглянуть, как обстоят дела с ужином.

— Накрой на десять персон, — велела я Лусине, запуская палец в кастрюлю с филе. — Через двадцать минут садимся за стол. Подашь горячие тортильи, как только будут готовы.

Я поднялась наверх, чтобы посмотреть, в какой комнате поселили Карлоса. Затем попросила Хуана, чтобы он принес туда большой вазон с папоротником. Потом побежала переодеваться. В Пуэбле у меня был свой гардероб, так что я никогда не брала с собой одежду, переезжая из одного дома в другой.

Я надела одно из своих вечерних платьев. Сшитое из тяжелой красной материи, оно туго облегало грудь и спадало тяжелыми складками до самого пола.

— Ты сама его снимешь, или предоставишь это мне? — шепотом спросил Карлос, едва я вошла в гостиную.

Я начала строить планы, как бы ночью пробраться к нему на третий этаж.

Андрес сам облегчил мне задачу, поскольку сразу после ужина решил лечь спать.

Депутат Пуэнте и его супруга спать еще не хотели, девочки и их друзья — тоже, и мы остались поболтать, сидя у камина.

Четыре ночи подряд, когда Андрес засыпал, я пробиралась в спальню Карлоса. Я старалась как можно дольше не ложиться спать, отговариваясь тем, что нужно лечить простуженного Чеко, или допоздна ведя с Лили задушевные разговоры.

По утрам Андрес играл в мяч. Проиграв ему первую партию, Карлос предпочел плавать в бассейне вместе со мной и детьми. В воскресенье мы отправились в Атлиско есть мороженое. Там Карлос познакомил меня с Мединой, лидером Союза мексиканских рабочих, большим другом Кордеры.

— Вы уж простите меня, сеньора, хоть Карлос и говорит, что вам можно доверять, но Андрес Асенсио — форменный козел. Он хочет поставить нас раком, лишь бы показать Альваро, что по-прежнему здесь хозяин. Конфедерация рабочих помогала ему протолкнуть в президенты своего человека, и он им покровительствует. Но ему уже давно никто не верит. И уж всего менее — люди из Гвадалупе, после той забастовки, которую он остановил при помощи пистолета.

— И что же там произошло? — спросил Карлос.

— Мне не хотелось об этом рассказывать в присутствии сеньоры. Хотя здесь об этом каждая собака знает.

— А я не знаю, — сказала я. — Как это случилось?

Очень медленно, с трудом выдавливая из себя каждое слово, Медина начал рассказывать:

— Забастовка в Гвадалупе длилась около месяца. Рабочие требовали повышения жалованья и улучшения условий труда. Они были уверены, что забастовкой заставят генерала Агирре прислушаться к своим требованиям, но забыли, что в Пуэбле распоряжается Андрес Асенсио. Целый месяц они размахивали знаменами. А потом прибыл губернатор.

— Сию же минуту марш к станкам! — приказал он одному из рабочих.

Тот отказался. 

— Ну так и черт с тобой! — заявил губернатор, после чего выхватил пистолет и выстрелил.