Возроди во мне жизнь

— Ты просто завидуешь. А все дело в том, что ты несчастна. Представляю, каково это — быть патологически верной женой!

— Ужасно!

— Однако не менее ужасно быть неверной женой.

— Все-таки менее ужасно.

— Ага, покраснела, покраснела! — закричала она. — Покраснела до самого пупка! — Ну и что ты теперь намерена делать? Нет-нет, не отвечай, твой муж поклялся, что отрежет мне язык, если я не перестану сплетничать.

— Я завидую, глядя на твою грудь, — сказала я, сделав вид, будто ничего не слышала.

— Не придуривайся, Каталина. Расскажи мне все.

— Что я могу тебе рассказать? Мне нечего рассказывать. Вот ты бы осмелилась обмануть генерала Андреса Асенсио?

— Я — нет, но ты очень даже осмелишься. Уж если ты осмеливаешься с ним спать, то почему бы тебе не решиться на что-нибудь столь же ужасное?

— Потому что это будет стоить мне жизни.

— Как той бедняжке, которую он убил в Морелосе, — вставила Ракель, наша массажистка.

— А кого он убил в Морелосе? — спросила Андреа.

— Одну девушку, которая была его любовницей, но однажды заявила, что больше не хочет иметь с ним дела, — ответила Ракель.

— Это ложь, — возмутилась я. — Мой муж никогда не убивает женщин, которые противятся его воле.

— Не знаю, но так мне рассказывали, — пожала плечами Ракель.

— Не стоит верить всему, что говорят, — сказала я, слезая с массажного стола и растирая руки.

— Катина, не говори глупостей, — сказала Андреа. — Я думала, ты умнее.

— Умнее, намного умнее, — ответила я. — И чего же ты от меня хочешь? Мне, понимаешь ли, сообщают, что я уже двенадцать лет живу с Джеком Потрошителем, и при этом хотят, чтобы я смирно лежала, да еще и улыбалась, как Мона Лиза? Чего ты от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты подумала.

— Да о чем я должна подумать? — воскликнула я. — О чем?

Наша приватная беседа стала достоянием общественности. Клиентки, лежавшие на соседних столах, и другие массажистки уставились на меня — голую, красную, с полными слез глазами, исступленно орущую на Андреа.

— Прежде всего, успокойся, — шепотом ответила она. — Потом ляг, расслабься, улыбнись, закончи свой массаж, а потом уже выясняй, кто такой Андрес Асенсио.

Не знаю почему, но я вдруг послушалась. Ее шепот и темные глаза действовали на меня успокаивающе. Какое-то время я молча лежала на животе, пока сильные руки Ракель разминали мои ягодицы.

— Ну и что, например, я должна выяснить? — спросила я.

— Ну, например, правда ли то, что сказала Ракель.

— Но как это может быть правдой, Андреа? Это просто бред. Мой муж убивает своих врагов, но никогда не трогает женщин только потому, что они не пожелали ему отдаться.

— Ну надо же, теперь ты говоришь более разумно. Но почему бы ему не делать и то, и другое?

— Потому что этого не может быть.

— Очень убедительный ответ! Ты просто не хочешь в это верить. Нет — и все.

— Пусть так, — согласилась я. — Нет — и все.

— Как хочешь, — ответила она со злобным смешком. — Скажи лучше, на какой диете ты сидишь?

— Не уходи от ответа. Ты считаешь меня дурой?

— Я этого не сказала, а ты, видимо, представила себя на ее месте. Но все же не стоит винить меня в собственных страхах, — ответила она, поднимаясь, чтобы вслед за Мартой направиться в сауну.

— А вы пойдете в сауну? — осведомилась у меня Ракель.

— Кто вам рассказал об этом убийстве в Морелосе? — спросила я.

— Об этом все говорят, сеньора, но вы правы, все это — наглая ложь.

У Ракель были необычайно живые глаза и тонкие губы; волосы она красила в рыжий цвет. Ее маленькие сильные руки отлично знали свое дело. Говорила она мало; все больше молчала и слушала. Именно поэтому я так удивилась, когда она вмешалась в наш разговор с Андреа.

Я потела в сауне, терзая себя неотвязной мыслью: а если он и в самом деле ее убил?

— Я не хочу умирать, — сказала я Андреа, она лежала напротив, на резиновом коврике, свесив голову с кирпичной лежанки, укрытая клеенкой до самых плеч. В эти минуты мы выглядели настоящими монстрами с квадратными телами, прилизанными волосами и потными лицами.

— А уж сейчас в особенности, когда ты стала такой красоткой, — заметила она.

— Андреа, это не шутка, я не хочу умирать.

— Ты не умрешь, подружка, и ты вовсе не дура, — попыталась успокоить меня Андреа. — Ты знаешь своего мужа лучше, чем любая из нас, и уж конечно, лучше, чем все те сплетницы, которые рассказывают о нем подобные вещи. Но если на самом деле он совсем другой — то почему ты так встревожена? И если даже за измену он тебя не отлупил, то почему ты думаешь, что сделает это по какой-то другой причине?

— Ни по какой не сделает. Он все же не бандит с большой дороги.

— Ты уже убедила меня в этом, дорогая. Теперь я должна убедить в том, в чем ты только что убедила меня? А иначе почему ты без конца ноешь, что не хочешь умирать?