Вознесение черной орхидеи

- Ты думаешь, некому было его подарить?

Я внимательно слежу за ними обоими. Какая-то неправильность в поведении Вовы ломает шаблон почти театральной сцены. Лена продолжает заливать про водителя «бентли», который случайно ее подрезал и так растаял от неземной красоты, что сразу заказал доставку цветов, а я непроизвольно качаю головой – от ее слов на его лице написано натуральное покровительственное облегчение! Никаких мук ревности, наоборот, завуалированная умилительная насмешка!

- Юля, - моя кожа ощетинилась сотней воображаемых игл, когда он повернулся ко мне. Злость вместе с отголосками усталости решила все за меня.

- Ты бы это, не разговаривал со мной. А то кирпич башка попадет, совсем мертвый будешь. Все же, кто со мной общаются, умирают, да? Я ничего не забыла?

Да что такое? Нет, я понимаю, что после вчерашних событий этот мир прекрасен и удивителен, но чтобы мой враг номер один улыбался теплой улыбкой с каким-то скрытым восхищением?

- Прости. Я не имел никакого права говорить тебе такое.

Перевожу растерянный взгляд на Лекси. Это ты его заставила? Она хоть и выглядит довольной этой попыткой примирения, но, похоже, удивлена не меньше меня.

- Если бы я тогда знал, что он с тобой сделает… Юль, я же вроде как чувствовал, но в это оказалось трудно поверить даже мне… Поверь, я бы вообще не отпустил тебя с ним, пока не вправил мозги!

- Вова, - противная липкая испарина охватывает позвонки до самого копчика, вместе с головокружением. Все неправильно. Я, конечно, пострадала, и крепко, но такой восторг и умиление на фоне того, что твоего лучшего друга нет в живых? Я ему никто, так, увлечение ныне покойного друга, которое можно было поразить гостеприимством и увлечь светской беседой, не более. – Мне неприятно об этом говорить.

- Он никогда меня не слушает, но тогда я мог хотя бы попытаться. Я же видел, что с тобой творилось. Твои руки, это…

- Это аллергия на уродов. Я тебя услышала, но давай мы сейчас не будем резать запястья по новой, чтобы скрепить примирение кровью. Договорились? – смысл сказанного доходит до меня не сразу, а когда доходит… Я ведь так и не привыкла к себе, новой. Не стоит искать пояснения, почему это происходит, но я едва успеваю зажать рот ладонью, чтобы побороть приступ бесконтрольного смеха!

Через секунд тридцать мы смеемся уже синхронно. Луплю Вовку по плечу на глазах у охреневшей Лекси и позволяю заключить себя в пародию на примирительные объятия.

- Прости… - его голос едва пробивается сквозь блокаду смеха какого-то ненормального облегчения. – То, что с тобой было… Руку на женщину… Б..дь, если бы я только знал тогда, что он задумал…

- Забей, это в прошлом!

- Если еще раз, он тебя, хоть когда-нибудь…

Его слова резко обрываются, и он поспешно отводит взгляд, а моя испарина накрыта выбросом сухого льда. Какая-то нить ускользает, кажется, вот-вот, и я ее уловлю, удержу, распутаю… Пытаюсь поймать черный взгляд новоприобретенного приятеля, ловлю какую-то тревожную волну и что-то еще…

Очень некстати вмешивается Лекси.

- А если ты еще раз будешь ипать мне мозг, обсуждая мою Багиру, я тебя, я…

Она сейчас его спасение. Моргаю, теряя след нити Ариадны в лабиринте невысказанных слов и утерянных параллелей окончательно, растерянно наблюдаю, как Владимир грубовато хватает мою подругу за плечи и впивается в ее рот неистовым поцелуем. Внезапная страсть или смещение акцентов, вынужденная мера?

Поворачиваюсь и уверенно иду к кафетерию, Лекси не заблудится. Есть что обдумать вроде как, но… Телефон некстати сигнализирует о принятой эсэмэске. Снимаю блок с экрана за шаг до того, как запустить по крови бег абсолютного счастья с привкусом сладкой эйфории, позволив этим ощущениям унести отголоски несказанных слов и слабеющей тревоги.

«Самая отважная и неповторимая девчонка так же ждет вечера, как и я? Целую, береги себя!»

Счастливо улыбаюсь, не сдерживаюсь, прикасаюсь губами к холодному экрану – мне все равно, что подумают другие, и пасмурная погода с укусами моросящего дождика расцветает расплавленным золотом нового, пока только зарождающегося, ощущения…

Он до сих пор не мог поверить, что все, что с ними обоими происходит, происходит наяву.

Он не мог до конца распробовать особый привкус этого подзабытого счастья, которое ворвалось в его реальность подобно свежему шквальному ветру, безжалостно сметая на своем пути руины сооружений из потерянных дней того периода, когда он сам запретил себе малейшее право на счастье. Так было проще и легче, он так часто любил повторять это самому себе, а жизнь захватывала своим планомерным бегом, раскручивая спираль уникальных возможностей, которые перенимали все его силы и ставили перед выбором, который он однажды сделал.