Вознесение

Чистильщики медленно отодвинулись от Эмме-та, зависнув в воздухе. Они шипели «Грязь! Грязь!» так громко, что похититель Люс пошевелился позади стола. Потом изгой сделал то, что поразило всех в комнате. Он направил звездную стрелу на себя. Люс видела попытки самоубийства Дэниела в Тибете, поэтому знала кое-что об отчаянной природе чувств, толкающих на такой отчаянный жест. Это отчаяние всегда отражалось в поведении. Но Эммет казался таким же уверенным и вызывающим, как и всегда, переводя взгляд с одного иссохшего лица представителя чистильщиков на другое.

Чистильщики стали храбрее, заметив странное поведение Эммета. Они подлетели еще ближе, закрывая худого изгоя от Люс. Они были как медленные настойчивые стервятники, приближающиеся к телу на пустынном шоссе. Где были остальные изгои? Где был Фил? Чистильщики уже разобрались с ним?

По комнате пронесся звук лопающейся плотной ткани. Чистильщики неподвижно парили в воздухе, их широкие цепляющиеся плащи были словно открытая воронка вестника, ведущая в страшное и печальное место. Потом воздух пронзил еще один режущий звук, а за ним и третий – и четыре чистильщика словно тряпичные куклы полетели вниз. Их челюсти отвисли, глаза распахнулись, а плащи были испорчены длинными порезами, открывая черные сердца и судорожно дергающиеся легкие, из которых текла бледно-синяя кровь.

Изгои обещали Дэниелу не использовать звездные стрелы, чтобы убить чистильщиков, но не обещали не причинять им вреда.

Четыре чистильщика лежали на полу кучей, словно марионетки, чьи ниточки лопнули. Люс лежала и смотрела наверх со своего места, пытаясь дышать. Эммет стирал черную кровь с оперения звездной стрелы. Люс никогда не слышала, чтобы кто-то пользовался обратной стороной стрелы как оружием – и, судя по всему, чистильщики тоже о таком не слышали.

– Люсинда здесь? – услышала девушка голос Фила. Она подняла глаза и увидела его лицо, сияющее в дыре на крыше.

– Здесь! – крикнула ему Люсинда, не сумев остаться неподвижной. Плащ еще сильнее сжался вокруг ее горла. Она поморщилась, и плащ затянулся еще немного.

Огромная нога появилась из-за стола, и черный ботинок влетел прямо в лицо Люс, ударив ее в нос, от чего слезы боли наполнили ее глаза. Ее похититель очнулся! Это открытие, вместе с внезапной ослепительной болью, заставило Люс забраться глубже под стол-убежище. Когда она сделала это, плащ сомкнулся на ее горле, полностью зажав трахею. Она запаниковала и безрезультатно попыталась втянуть воздух в легкие. Она судорожно извивалась, но уже было не важно, сожмется ли плащ еще сильнее…

Потом она вспомнила, как в Венеции узнала, что могла задерживать дыхание дольше, чем считала возможным. И Дэниел недавно сказал ей, что она могла преодолеть себя в любое время, если бы захотела. Так она и сделала. Заставила себя оставаться в живых.

Но это не помешало ее похитителю оттолкнуть стол в сторону, сбросив горшки и несколько отдельных конечностей древних скульптур.

– Кажется… тебе неудобно, – он широко улыбнулся, открывая испачканые кровью зубы, и протянул руку в черной перчатке к плащу, сжимавшему Люс.

Но чистильщик застыл, когда оперение звездной стрелы прорвалось там, где мгновение назад был его правый глаз. Голубая кровь брызнула из пустой глазницы на плащ вокруг Люс. Он закричал и, дико шатаясь, пошел по комнате, размахивая руками. Перевернутая звездная стрела торчала из его иссохшего лица.

Перед ней появились бледные руки, потом рукава потрепанного коричневого плаща, а следом бритая светлая голова.

На лице Фила не читалось никаких эмоций, когда он упал на колени и посмотрел на нее.

– Вот ты где, Люсинда Прайс, – он схватил за ворот удушающего черного плаща и поднял ее. – Я вернулся во дворец, чтобы проверить тебя, – он посадил ее на ближайший стол. Она сразу же свалилась, не способная держаться прямо. Эммет поднял ее с таким же безжизненным лицом, как и его коллега.

Наконец, она смогла нормально оглядеться. Перед ней три небольшие лестницы вели в обширный главный зал. Красная бархатная веревка отделяла возвышающуюся посредине статую льва. Он стоял на задних ногах, обнажив зубы в беззвучном рыке. Его грива была побитой и жухлой.

Сине-серые крылья покрывали пол реставрационного зала, напоминая Люс заваленную саранчой парковку, которую она видела летом в Джорджии после грозы. Чистильщики не были мертвы – они не превратились в пыль от звездной стрелы, – но распластались так широко, что изгои едва могли сделать шаг, не наступив на их крылья.

Фил и Эммет были заняты, разбираясь не меньше чем с пятьюдесятью чистильщиками. Их короткие синие крылья трепыхались, но тела были неподвижны.

Все шесть изгоев – Фил, Винсент, Эммет, Сандерс, другая девушка-изгой, имя которой Люс не знала, и даже Дедал с перебинтованным лицом – стояли на ногах и стряхивали со своих заляпанных плащей кусочки ткани и кости.