Возмущение праха

Постепенно, не устраивая прямого допроса, а сопоставляя разрозненные сведения и используя косвенные улики, я задним числом выяснил, что же в их вонючем Институте произошло с Полиной. Щепинскому тогда, причем не впервые, срочно занадобился нейродонор для интенсивной эксплуатации, то есть на полный износ, и Кобыла, возможно тоже не впервые, предложила знакомую наркоманку, по которой никто особенно плакать не станет. Таковая, надо думать, имелась у нее на примете. И именно в те дни Кобыла воспылала азиатской страстью к Полине, познакомившись с ней на научной конференции, и стала домогаться ее любви. Получив отказ в любовных утехах, да еще в унизительной форме — Полина позволила себе расхохотаться, — Кобыла сочла себя оскорбленной, и бурная страсть мгновенно трансформировалась в бурную ненависть. Сделав последнюю попытку добиться своего и не достигнув успеха, она решила отомстить и привезла Полину в свою контору вместо обещанной наркоманки. То, что Полина охотно с ней поехала, не вызывало у меня удивления: она прекрасно знала, как важна для Крота любая информация об «Извращенном действии». Дальнейшее легко просчитывалось: вырубив пленницу каким-то образом, быть может с помощью хлороформа, она накачала ее наркотиками, а потом, после сеанса, взялась доставить, как отработанный материал, в психушку, но по пути, опасаясь возможной идентификации личности Полины, имитировала ее побег. Когда я, при первом знакомстве с Кобылой, пугал ее опергруппой, моя угроза была совершенно несостоятельной, поскольку Щепинский, имея такие прикрышки, как ФСБ и ФСК, с легкостью усмирил бы и уголовный розыск, и районного прокурора. Кобыла раскололась по другой причине: если бы Щепинский прознал, что вместо безымянной наркоманки она привела даму из ученого мира, он расправился бы с ней очень круто. Ну а если бы она знала, что пыталась заклеить, а после уничтожить бывшую жену бывшего научного руководителя Щепинского, измененную до неузнаваемости сеансами рекомбинации, то, наверное, наложила бы в штаны, несмотря на свои суперменские замашки.

Для меня это расследование было полезно чисто психологически: по стереотипности служебного мышления я уже начал было воспринимать Кобылу как свою сотрудницу и, соответственно, относиться к ней по-человечески. А ведь эта сука пыталась убить, и даже хуже, чем просто убить, Полину, которая ей ничего худого не сделала. Она прекрасно знала, что Полина выйдет из их научного вертепа нежизнеспособной идиоткой, полутрупом, и еще пристроила ее медленно умирать в грязном вагоне, чтобы ее, почти уже не живую, напоследок изнасиловали какие-нибудь ублюдки. Я испытал определенное облегчение, осознав, что в отношении Кобылы не имею никаких моральных обязательств. И очень кстати: мне предстояло запихнуть ее в постель к Харченко. Если об «икс-лаборатории» что-нибудь кому-то известно, то наверняка именно ему.

После очередного доклада Кобылы я сказал задумчиво:

— Теперь, пожалуй, настало время вступить в общение с Харченко…

— Да вы что? — ощерилась она. — Я же вам говорила…

— А ты не брезгуй, — перебил я ее, — не мыло, не смылится.

— Что вы несете! — Она обозлилась как-то вяло, без агрессивности. — Меня просто стошнит.

— Ничего, тазик попросишь. Он принесет.

— Кретин, — выругалась она почти беззлобно, и я понял, в чем дело: ей импонировало крутое хамство.

Я серьезно наклонил голову, как если бы она сказала что-то умное:

— Тогда поговорим о технике безопасности. Ты небось по простоте душевной готова явиться к нему и с римской прямотой доложить: я согласна?

— Лягушку приятнее глотать сразу, а не по частям. — Она брезгливо передернула плечами.

— Верно. Но существует поговорка: простота хуже воровства. Опасно считать противника глупее себя. Не ценишь ты свою молодую жизнь.

В ответ она злобно зыркнула прищуренными глазами.

— Надень шортики и майку потоньше, чтобы соски торчали, да и зайди к нему с пустяковым вопросом по своей работе. Он тебе сделает гнусное предложение, ты же можешь сказать, что такая ерундовая консультация стоит не более поцелуя в щечку. А там, глядишь, слово за слово, постепенно дело и сладится.

Она скорчила скучающую мину, но слушала безропотно.

— И потом, когда страхаетесь, ни о чем его не расспрашивай, кроме как по собственной теме. О своих делах он рано ли, поздно обязательно сам расскажет, особенно если будут точки пересечения с твоей тематикой. Это тривиально. Но нам-то надо подобраться к лаборатории «икс». Относительно нее первый же твой прямой вопрос скорее всего будет последним. Я излагаю достаточно понятно?

Она коротко кивнула, не пытаясь изображать отсутствие интереса.

— Нужно будет выразить недоумение, почему Институтом командует такое ничтожество, как Щепинский, а не какой-нибудь талантливый и серьезный ученый, наподобие, например, самого Харченко. Вот этому не переставай удивляться и в конце концов получишь ответ на все вопросы. Это билет беспроигрышный.