Возмущение праха

Васю я сначала попробовал приспособить к прослушиванию домашних телефонов сотрудников «Извращенного действия», поскольку сама контора была в этом смысле совершенно непробиваемой. Но, как я и подозревал, он проявил себя, мягко выражаясь, слабоватым аналитиком, будучи совершенно не способным уловить и выделить в потоке болтовни потенциально полезную информацию. Позднее я выклянчил на эту роль у Порфирия сообразительную деваху, а пока мне пришлось телефонами заниматься самому, Васю же использовать как шофера и на подхвате, для подстраховки.

Я регулярно встречался с Кобылой. Как только она перестала выдуриваться, то оказалась превосходным, толковым агентом, и я стал даже думать, что она, может, и в науке не безнадюга. Мне удалось ей внушить, что деньки ее лавочки сочтены и из-под обломков живыми вылезут только те, кто сотрудничает с нами. За ничтожные, в сущности, если учитывать риск, суммы по несколько сотен баксов она быстро добывала нужные сведения, ее работа отличалась точностью и оптимальной формой подачи результатов. Иногда казалось, она делает это с удовольствием, то ли являясь прирожденной авантюристкой, то ли имея зуб на Щепинского. Меня она в открытую ненавидела, и я принимал это как дань уважения, потому что мужчины, с ее точки зрения, были существами низшего порядка, не заслуживающими никаких иных чувств, кроме пренебрежения.

Как ни смешно, поначалу мы с ней спотыкались на простейших бытовых мелочах: кто, что и где курит, пьют ли в рабочее время кофе, балуются ли спиртным в канун праздников, и если да, то что это: шампанское или казенный спирт? На такие вопросы она отвечала неточно и неохотно, видя в них подвох в смысле желания поиздеваться над ней, и, если я ловил ее на противоречиях в показаниях, злилась и хамила больше обычного. Постепенно она усвоила, что мне все это зачем-то действительно нужно, но так и не поняла своим негибким умом, зачем именно. Я же просто старался вжиться в их обиход, почувствовать себя одним из них, и, независимо от взбрыков Кобылы, мне это понемногу удавалось.

Научное заведение Щепинского имело, равно как лаборатория Крота, статус отделения Института физиологии мозга Академии наук, то есть, по сути, являлось самостоятельным мини-институтом и состояло из двух неравных частей. Меньшая была, так сказать, общенаучной, имела обычную академическую иерархию научных сотрудников и аспирантов, открытые заседания ученого совета и публикации в печати. Вторая же часть, коммерческая, скрытая от взоров научной общественности, занималась прикладными проблемами, работала в режиме секретности и из своих доходов выделяла малую толику на поддержку нищей старшей сестры, занятой чистой наукой и служившей для всей этой композиции респектабельной крышей. Как мне объяснил Мафусаил, ныне многие научные учреждения приобрели подобную структуру, именуемую в академическом обиходе «конфигурацией айсберга». На Боровой помещалась именно эта, подводная часть айсберга, и она-то, и только она, получила в окружении Крота несимпатичное прозвище «Извращенное действие».

Кобыла отбывала свой аспирантский срок в благопристойной, светской части Института и на Боровую была вхожа лишь потому, что по характеру своей темы нуждалась в имевшейся там уникальной аппаратуре. Иногда ей случалось ассистировать Щепинскому в ответственных экспериментах, если ему вдруг не хватало своих сотрудников нужной квалификации. За такую работу она получала щедрую почасовую оплату по отдельной ведомости, а накануне первого сеанса подобного рода с нее взяли стандартную подписку о неразглашении государственной тайны. И при этом, несмотря на наличие допуска к секретной работе по форме один, наивысшей у них в конторе, Кобыла почти ничего на знала о том, чем они занимаются.

— Тебе запрещено о чем-нибудь расспрашивать других сотрудников? — решил я уточнить. — В порядке естественной научной любознательности?

— Нет, не запрещено. Но не принято.

— По принципу: будешь много знать — скоро состаришься? — усмехнулся я.

— Нет, — она посмотрела мне в лицо с нескрываемым отвращением, — по принципу: будешь много знать — не успеешь состариться.

Как выяснилось, прецедент был, и достаточно назидательный. Один аспирант, ее однокашник по Университету, попробовал дать волю своей любознательности и вскоре на мотоцикле врезался во внезапно затормозивший перед ним грузовик… Может, конечно, и совпадение, но проверять никому неохота.

— Тебе придется быть умницей, детка, — откомментировал я эту горестную историю, — я не вынесу, если ты не доживешь до заслуженной старости.

В ответ она поиграла губами, борясь, как мне показалось, с желанием плюнуть в Мою физиономию. Но в дальнейшем старалась быть умницей, и небезуспешно.

Буквально выполняя мои наставления, она держала глаза и уши открытыми и подвергала результаты наблюдений вполне научному анализу, так что ее выводы выглядели достаточно убедительно. В деятельности лаборатории она выделила три основных направления.