Возможно, Беккет

В этом смысле – в смысле общекультурной задачи, экзистенциальной сверхзадачи – мы могли бы быть куда полезнее, чем действующие в тот момент Митьки и бурно бездействующая, умасленная специфическими благовониями мумия Новой Академии, решившаяся, долго, правда, сомневаясь, поиздеваться над самим термином "История искусств".

Но была еще одна задумка: феноменологическое исследование возникновения фактов культуры – задание сверхсекретной важности. Мотивы. Личностные сублимационные мотивировки. Качество среды, взывающее в своей танатографической эросности к случайному вирусу символического самоотрицания – чтоб окрепнуть, если не извратиться. Способы, возможности и стратегий такого внедрения. Дозировка внедрения на различных этапах инфицирования. Защитные механизмы от механизмов нейтрализации со стороны среды: комплекс самосохранения агента. Четкость/смутность проявлености культурного феномена, за чертой которого (четкости-смутности) начинаются необратимые реакции кристаллизации, переводящие феномен в факт с последующим производством этого факта в пред-мет, с последующим произведением этого предмета в вещь (до этого, к сожалению, не дошло); разброс интерпретаций феномена (теперь уже ноумена) и критическая масса этих гештальтов (видов предмета с I стороны, который конституируется и конструируется исходя из априорной целостности предмета и отсутствия для наблюдателя на данный момент всех других сторон), позволяющая отбросить данное в – миф. Описание рычагов мифологизации. Бытие культом как возможная конечная цель развития всякого художественного феномена. Отдельное сюрреалистическое задание: исследование настроенности бытия-к-славе и бытия-к-ничтожеству и попытка их сведения к бытию-в-вот. (Тут уж от перформанса. что называется, далеко не отходи.)

1940: Бретон: "Чёрный юмор имеет мало общего с мрачным юмором это, скорее, взгляд, обращенный на "объективные случаи" и на саму жизнь. Взгляд трезвый и въедливый, который отсылает к определению "Юмор" Жака Ваше:

"Чувство театральной (и безрадостной) бесполезности всего."

Так что был еще и чисто поэтический заказ.

Батай: "Крайняя возможность, возможность того, что незнание опять станет знанием. Я буду разведывать ночь! да нет. Это ночь исследует меня. Смерть умиротворяет жажду незнания. Но отсутствие – это не покой. Отсутствие и смерть не находят во мне ответа и грубо поглощают меня, наверняка" – это уже не заказ, а импульс.

Помню, как в 91 году в переулке к Дому кино я сорвал объявление: "Ищу соратников для участия в новом поэтическом театре. Саша Скидан".

Это был знак.

"ХОЛОДНО и дует. И повсюду космос".

Это был Мэтр.

Вежливые письма Ильянена.

Это подарок.

Инга, это гений.

Но в чем-то я ошибся. Я ошибся.

 

ххххххххх

 

Приехал из Москвы великий Гарри Зух – и ужасный. В Москве все такие – великие и ужасные.

Решили с ним сделать "инвентаризацию" – акцию в Манеже, где было представлено свыше 600 единиц современного на тот день искусства. Выявить "самую лучшую" картину, подкрепив ее "самой худшей". Опрос зрителей. Опрос экспертов.

Самый высокий рейтинг получила средних размеров работа женщины-художницы, нарисовавшей – что бы вы думали? – натюрморт с кабачками, конечно (дело было в августе). Самой отвратительной оказалась картина в человеческий рост В. Лукки – ничего не изображающая конкретно, окромя душевного каприза самого Лукки. Эксперты и зрители сошлись во мнении. Почему? Зрительские симпатии понятны: конкретное и абстрактное, опрятное и неряшливое, домашне-кухонное и вселенско-клиническое – выбор всегда в пользу первого. Но что эксперты? Они выбрали то же самое, но по другой логике. По какой? Вопрос для знатоков. Таким образом, общими усилиям, гений был замучен, а разбойник увенчан.

Постмодернистский выбор всегда есть выбор в сторону большего конформизма.

Гарри Зух уехал обратно в Москву инвентаризировать московский Манеж, а Новые тупые остались в Питере, продолжать свою деструктивную, нонконформистскую деятельность. Она все более обессмысливалась, все более устаревала, все более походила на топчущегося во дворике Литейного 58, нечесаного, с трупными пролежнями, ископаемого. Эпоха тупости затухала. Эпоха чистоты помыслов. Сиятельной искренности. Ненормальности и ненормативности. Нестяжательства вечности, минуты для.

Подсела печень. Истощился внутренний юношеский эротизм. Потянуло на еду из кастрюли, к телевизионному Иконостасу.

 

В 30-х годах в Ленинграде существовала группа "Ничевоков". Они активно провозглашали "ничего", яростно "ничего не делали", "ни к чему не стремились". Все остались живы. В 80-х у одного из них спрашивают: "Вот вы всю жизнь проработали бухгалтером, Вы, наверное, часто вспоминали о тех временах, когда были Ничевоком?"

Ответ: Нет, никогда не вспоминал.

Вопрос: Почему? Ведь, наверное, это для Вас была самая интересная пора?

Ответ: Потому что я ничего не помню.

ххххххххх

 

Мы шли с Флягиным по мосту Лейтенанта Шмидта.