Когда Логан приблизился, Родригес повернулся к нему и изумленно указал на его ботинки:
— Бахилы. Почему ты никогда ими не пользуешься?
— Прости, Генри. Забываю положить в машину. Есть что-нибудь стоящее?
Родригес досадливо мотнул головой:
— Что-нибудь стоящее, Логан, всегда есть. Надо только это найти. Отпечатков пальцев здесь уйма. Но принадлежат ли они убийцам — не знаю.
— Убийцам? Разве их несколько?
— Я бы предположил двух. Перед дверью на рыхлой земле отпечатались два разных следа от башмаков. Судя по глубине отпечатков, ретировались они бегом, спрыгнув с заднего крыльца. Отпечатки разные, и это четко видно. Один — словно бы от теннисной туфли размера, как мне кажется, восьмого. Другой — от ботинка. Этот побольше. Двенадцатого размера. Видимо, человек этот более крупный.
— А отпечатком жертвы один из них быть не может?
— Вряд ли. Следы свежие. — Родригес ткнул пальцем в сторону трупа. — А у него на ботинках нет земли, и это кроссовки десятого с половиной размера. Снимем слепки и сравним отпечатки с отпечатками других пар обуви в доме.
— А еще что ты знаешь о жертве?
— Это не мое дело, Логан.
— Ну, не в службу, а в дружбу, Генри… Нуч говорит, что ты сказал, будто в полицию позвонила соседка.
— Судя по всему, парень преподавал юриспруденцию в универе Сиэтла. Соседка стукнула к нему в дверь утром — ей был обещан кофе. Когда он не ответил, она решила, что он запамятовал. Отойдя от дома, увидела дальше по улице его машину и решила, что, может быть, он в душе и не слышал. Она вернулась и постучала опять, погромче. Когда он и на этот раз не отозвался, она посчитала это странным и сходила за ключом, который он ей дал.
— За ключом? У них что — был роман?
— Ну, если только как повторение истории Гарольда и Мод.
— Чего-чего?
— Гарольда и Мод. Кино такое есть. Культовое. Классика кинематографа. Двадцатилетний парень влюбляется в восьмидесятилетнюю старуху.
— Похоже, меня сейчас вырвет, Генри. Я ведь поел не так давно.
— И тем не менее. Очевидно, жертва и его соседка обменялись ключами на случай, если вдруг окажутся на улице перед запертой дверью. Знаешь, соседи нередко так страхуются. Она рассказала, что открыла дверь, вошла, окликнула его и тут увидела на полу его ноги. Первой ее мыслью было, что ему плохо, но, подойдя, она увидела кровь. — Он помолчал, глядя на тело. — Слыхал, что они уже связались с его сестрой.
Логан вздохнул.
— Вот уж кому не позавидуешь, — сказал он.
8
Она ухватилась за край стола, чтобы не упасть.
— Его соседка обнаружила, Дана. И вызвала полицию.
— Нет, — сказала она. — Я говорила с ним вечером. — Она запнулась. Ее охватила дрожь. — Говорила. Мы собирались вместе пообедать. Мне пришлось отменить.
— Дана, Дана!..
— Вчера. Я говорила с ним вечером…
Ноги больше не держали. Она рухнула в кресло, уронив телефон на пол.
В ушах — гулкий звон. Предметы в комнате завертелись, странные, незнакомые. Стены кабинета стали теснить ее, наплывать, как в кино, рушиться на нее. Стало трудно дышать. Она почувствовала, как трясется пол, и с этим ощущением вернулась к жестокой реальности. Дверь в ее кабинет широко распахнулась. Вошел Крокет, чтобы устроить ей хорошую взбучку.
— Ты что, считаешь, что можно продолжать без тебя? Это очень и очень отразится на наших делах, ведь…
Она глядела на болтавшийся на проводе телефонный аппарат.
Язвительный голос Крокета все лез и лез к ней в уши, и она ненавидела его в этот момент больше, чем когда бы то ни было. Ненавидела, потому что Марвин Крокет воплощал реальность. Это не было кошмарным сном. Ей не суждено очнуться. Это правда. Боль, сдавившая ее грудь, взорвалась, вздыбилась ураганной волной. Как в тумане, она вскочила, накренив стол, — легко, как будто он был сделан из картона. Книги, бумаги, компьютерное оборудование — все поползло вниз и с грохотом рухнуло на пол.
Через несколько часов после того, как она выскочила из кабинета, смутно сознавая происходящее, не в силах поверить в него, в горе и отчаянии, она уже сидела в Медицинском центре Харбор-Вью, глядя, как отражается свет флуоресцентной лампы на глянце крытого линолеумом пола. Рядом с ней сидела женщина-полицейский. Несмотря на уже знакомую ей жестокую реальность окружающего — этой режущей глаза белизны, — какой-то частью сознания она все еще цеплялась за призрачную надежду, что Джеймс жив, что произошла какая-то чудовищная путаница, вопиющая ошибка, которая будет исправлена с пространными извинениями. Но она знала, что в этом ей будет отказано, потому что уже сидела здесь однажды, на той же самой скамье перед кабинетом судебно-медицинской экспертизы в полиции графства Кинг, ожидая, что ей надо будет опознать тело отца.
Ошибки не было. Все было правдой. Ее брат умер.
— Мисс Хилл?
Она подняла глаза. Перед ней стоял хорошо одетый мужчина в сшитом на заказ синем костюме, белой рубашке и галстуке с ромбовидным узором. Похож на адвоката.
— Я детектив Майкл Логан, — представился он.
Она даже не дала себе труда встать.