Возлюби дальнего

— А, — сказал Горбовский, но больше вопросов задавать не стал.

Танк опустился на землю, вгрызся в нее гусеницами и осторожно двинулся по звериной тропе, которую и тропой было трудно назвать, настолько она была широка. Ветви деревьев над ней тесно переплетались, образуя почти непроницаемый для света свод, концентрирующий, сдавливающий в туннеле темноту и духоту. Снаружи должно было быть очень жарко, градусов сорок, и без системы охлаждения бродить там не доставляло удовольствия, хотя егеря предпочитали никогда не пользоваться такими излишествами, да и туристам рекомендовали лучше пропотеть, нежели отпугнуть потенциальную добычу. Или привлечь кого не надо.

“Мальчик” полз неторопливо, легко подчиняясь малейшему движению пальцев, и Алику просто не верилось в тот неприятный сюрприз, который преподнесла ему машина. Теперь он был вполне уверен в безошибочности своих действий. Пусть на Базе Поль кричит на него сколько угодно и отстраняет от должности, а он будет настаивать на своем: доказывать, что сделал все правильно и причины ЧП нужно искать не в нем, Алике Кутнове, а в танке, а еще точнее — в лесе, потому что не бывает таких случайностей, что почти в одном районе с неба беспричинно рушатся вертолеты и танки. Дрянное место.

Тропа изредка разветвлялась, пару раз ее пересекали мелкие тропинки, но Вадим качал головой, и они продолжали движение по магистрали. Лес молчал и словно не обращал никакого внимания на вторжение чужаков. Лишь презрительно швырял сухие сучья на лобовое стекло. Тахоргов не было видно. Все молчали. Алик — потому что следил за дорогой, Поль — потому что следил за Аликом, словно ожидая от него нового сюрприза, Вадим — потому что сверялся с картой, а Мбога — потому что следил за лесом. Горбовский молчал просто так.

Лес настораживал Мбогу. Это было интуитивное чувство потомка пигмеев из далекого Конго, ощущение копящейся опасности, нагнетаемого напряжения, словно за пределами лесного свода повисла мрачная черная дождевая туча, утыканная гигантскими молниями, как игольница иголками. Его инстинкты подсказывали, что сейчас необходимо затаиться, присесть за ближайшим стволом, прижав к себе карабин и вслушиваясь в угрожающую тишину, чтобы затем медленно, шаг за шагом, непрестанно оборачиваясь и поводя оружием из стороны в сторону, отступать, отползать от этой стены злой и раздраженной тишины. Мбога наклонился к Алику:

— Нужно остановиться, — попросил он, и Алик беспрекословно заставил танк замереть на месте.

— Что случилось? — завертел головой Поль.

— Пока ничего, — успокоил его Мбога, — но необходимо осмотреться. Вадим, давайте выйдем.

Горбовский с некоторой толикой зависти наблюдал, как Мбога и Сартаков почти беззвучно выскользнули из танка, соскользнули по гладкой броне, замерли, притаились и лишь затем, чуть ли не на цыпочках, разошлись в противоположные стороны. Леонид Андреевич живо представил их крепко сжатые губы, выпяченные челюсти и горящие глаза.

— Чисто, — доложил Вадим.

— Чисто, — повторил Мбога, — хотя… Нет, подождите… Показалось. Чисто, подтверждаю.

Скафандр мешал неимоверно, и Мбога, несколько воровато оглядевшись, откинул колпак и вдохнул горячий воздух. Пахло бульоном. Обычным куриным бульоном. Крепким, наваристым, вроде даже со специями. Насколько он все-таки отвык от Пандоры. И не только от Пандоры. Ощущение опасности слегка отпустило в этом кухонном благоухании, Мбога захлопнул колпак и повернулся к танку. Заполняя своими чудовищными суставчатыми мослами весь объем вырезанной в стволе псевдосеквойи полости, выставив перед собой шипастые полуметровые клешни, тупо и мрачно глянул на маленького доктора двумя рядами мутно-зеленых бельм гигантский ракопаук во всей своей красе. Это было в высшей степени неожиданно и страшно. Правеем своем опыте Мбога первый раз видел подобные повадки у столь неприятной и ядовитой твари.

— Ну, хорошо, — пробормотал он и надавил на курок карабина.

Вадим был уже у танка, когда раздались первые выстрелы. Поначалу ему показалось, что это стреляет какой-то заблудившийся в лесу турист-новичок, совсем ошалевший от здешних красот и открывший беспорядочную и хаотичную стрельбу по вполне безобидным, но юрким маммалозаврам. Но затем Мбога закричал, и Вадим бросился в чащу, прикладом разбивая висячие, липкие корни лиан. Деревья словно специально теснились, прижимались друг к другу необъятными стволами, и Вадиму приходилось выписывать невероятные кривые, падать на живот, чтобы проползти, продраться сквозь еле заметные промежутки. А еще был скафандр, а еще был шлем, и все это жутко мешало, несколько раз он сильно ударился лицом о спектролит, и окружающий мир усеялся вязкими черными каплями крови. Проклятая мимикрия заработала, и в розовато-оранжевых джунглях невозможно было разобрать, где находится Мбога, и откуда доносятся неистовые очереди.