Возлагаю крест (СИ)

Сквозь подвижную, как бы текущую стену снежинок мелькнуло сиреневое пятно. Дочкина пихора! Я ломанулся вперёд, толкая прохожих, поскальзываясь на тротуарных плитках, размахивая руками. Яркая одёжка словно растворилась.

Очутился возле передвижного киоска, где торговали свежей выпечкой, вдохнул тёплый, уютный аромат ванили. Попрыгун всегда просила купить плюшку, густо посыпанную сахарной пудрой.

Я нагнулся к окошку, постучал в пластиковую створку. Продавец не открыла. С досады треснул кулаком. Пластик провалился внутрь.

- Так не работает киоск-то... - заметила проходившая мимо тётка. - Теперь на Смоленскую за булками ходим.

Я застыл в замешательстве: откуда же взялся запах выпечки?

А из чёрной пустоты киоска вдруг потянуло сыростью и тленом.

Я зашагал дальше. Вот и супермаркет. На углу -- старик-побирушка со своей собакой. Оба настолько дряхлые и жалкие, что суетливые покупатели далеко обходили их стороной, словно боясь нечаянно коснуться нищеты и одиночества. Попрыгун жалела и старика, и его беспородного пса, всего в паршивых залысинах и, по-моему, слепого от старости. Бросала в почерневшую от времени алюминиевую кружку монетки. Вот она наклонилась к псу... Стой!..

Три заснеженных силуэта -- тёмное пальто, рыжеватая собака и нарядная сиреневая пихора -- скрылись за спинами торопливых людей, только что вышедших из автобуса.

Я подбежал -- никого. Обратился к парню, стоявшему с сигаретой на крыльце магазина:

- Извините... Вы не видели здесь нищего старика? Он с моей дочкой разговаривал.

Молодой человек, кажется, из нашего же дома, настолько примелькавшимся было его лицо, приветливо, как знакомому, ответил:

- А старикана здесь давно нет. Больше недели, наверное. Поди, перебрался на другое место. А...

Парень не договорил и уставился на меня. В его глазах всё отразилось: припоминание, узнавание, недоумение. Он щелчком отправил недокуренную сигарету в урну, сухо кивнул и стремительно зашагал прочь. Понятно, принял меня за спятившего от горя. Наверное, ещё и сплетен наслушался...

Я тоже отправился дальше. Через несколько метров остановился. Что за чушь? Здесь, на газоне у многоэтажки, должны быть фигуры из искусно сформированного кустарника -- Три Медведя перед чугунным пнём.

Попрыгун, когда я забирал её из музыкалки, всегда влезала на этот пень и раскланивалась воображаемым зрителям, медведям, держа футляр со скрипкой у груди. Так где же чёртовы медведи? Вчера же ещё стояли -- с осыпавшейся мелкой листвой, почерневшими нестрижеными ветками, которые торчали как попало и лишали "скульптуры" их прежних форм.

Спросить у прохожих не решился и поплёлся дальше.

Что произошло-то? Дочка забрала с собой часть привычного мира? Или она, эта часть, покинула меня вместе с кровиночкой?

Сейчас должны показаться из-за домов корпуса её школы. А если всё же зайти? Нет, это свыше сил. Завтра.

Однако вместо школы за бетонным забором возвышались два крана, стены какой-то стройки. Вот как... А может, к лучшему? Пройду дальше, пересеку проспект и возле дома Лениных родителей обнаружу дочку.

Впереди замаячил сиреневый глаз светофора. Разве такое случается?.. Я заспешил через дорогу, не дойдя несколько метров до пешеходного перехода. Взвизгнули шины, залились тревожными гудками автомобили. Ох ты, наверное, всё же на красный попёр. Да и плевать. Мне был знак. Нужно торопиться. Потому что "быстрее" - моё любимое слово.

Когда подбежал к дому тестей, снегопад прекратился. Подул ветер и разорвал облачную пелену. Выглянуло солнце. Я спустился по ступенькам, которые полностью были скрыты сугробами. Потрогал здоровенный замок. Не успел.

Ничего, завтра снова пойду. У меня в запасе ещё две недели новогодних "каникул".

В кармане завибрировал мобильник. Провалитесь все, не отвечу. Сбросил вызов, но трубка не унялась. Отключил телефон, развернулся, чтобы подняться по лестнице.

На ступеньке в рассыпчатой, зернистой мякоти сугроба застряло что-то ярко-алое. Нет, не кровь... Я поднял детский мячик. Не припомнил такого у дочери, но разве это сейчас важно? Попрыгун дожидается меня у бабки.

Рванулся к подъезду, оттолкнул женщину, которая только что вышла. В лифте нетерпеливо попинал стенку - "быстрее, быстрее"! Перед дверью не смог вздохнуть от волнения, нажал зачем-то кнопку звонка, который был отключён бог весть когда. Не успел осознать глупость поступка, как раздалась переливчатая трель. Створка распахнулась, в глаза ударил сноп света, словно от прожектора.

Попрыгун, с её трогательным бантом на макушке, в школьной форме, чистенькой, без пятен крови, стояла на пороге в круге ярчайшего сияния и недоумённо смотрела на мои руки.

- Папа, что это? - раздался резковатый, как говорил дед, "командирский" голосок.

Родная моя!

Я еле оторвал взгляд от её личика и уставился на то, что держал.

Истекающая багровыми каплями, тёплая плоть. Обрезанные бледные сосуды. Лиловая содрогавшаяся мышца...

То, что убийца извлёк из растерзанного тела.

Очнулся. Передо мной - тёща с зарёванным, помятым лицом.

- Что это, Слава? Зачем тебе мячик? - она.