Я сидел на корточках на замусоренном бетонном полу. Нож каким-то образом наполовину засел в нём. Как раз в полустёртом контуре, оставленном мелком судмедэксперта, который проводил осмотр тела моего ребёнка. Бывшего Сантёра-монтёра, или нынешнего худосочного маньяка, не было. Я оказался в одиночестве.
Свершилось ли? Ушло ли навсегда зло?
Ещё раз попытался освободить орудие своей мести, пошатал рукоятку. Бесполезно, иначе можно сломать лезвие.
В глубинах подвала что-то зашевелилось.
Я оторвал взгляд от ножа: темнота ощерилась тысячами шевелившихся отростков. Мелькнули сотни хищных багровых огоньков -- чьих-то глаз. Вероятно, неких сущностей, которые наблюдали еженощно за родом человеческим, запутавшимся в своих ошибках. Тех, которые возникли когда-то из бессмысленной людской злобы.
Что оставалось делать? Я повернулся и пошёл прочь, зная, что тьма ползёт следом, тянется шупальцами к моим лодыжкам, норовит ухватить. Но мне было плевать. Я сам в эту минуту - её часть.
Пройдёт тридцать лет, и на этом месте снова найдут детский труп.
А если...
Я резко повернулся.
Если всё же дать бой?
Но ведь нож остался там, где сейчас клокотала угольно-чёрная субстанция.
Хотя зачем оружие, если нужно покончить не с конкретным человеком, а со злом, которое временами спит? А потом просыпается и... жрёт. Возможно, вселяется в кого-то, кто подвернётся. Слабый кормит его. А сильный? Такой, как моя Лена? Ей удавалось чинить игрушки и лечить людей. Но она не смогла изменить этот сволочной мир...
Я ринулся в клубившуюся черноту. Ощутил её мерзкую плотность, удушающий захват. Тьма чавкнула, боль обожгла лицо и руки. Но я обрадовался этой боли.
Упал, пополз. Руки заскользили по бетону, но я всё же нащупал нож. Стал размахивать им, стараясь поразить живучий мрак, зацепить как можно больше люто-багровых вспышек.
Тьма взревела, на какой-то миг рассеялась.
А потом сгустилась и напала.
Дикая боль под подбородком скользнула вниз.
Я попытался подхватить скользкие петли брюшины, но не успел...
Удастся ли забрать с собой жуткий крест?
Или...