«Вожак стаи». Полное руководство по дрессировке и воспитанию собак

Возвращаясь на такси в аэропорт Торонто, я размышлял над историей Майка: над путешествием, которое он предпринял, над тем, что это я оказал на него влияние. И я заплакал. Потом я осознал, насколько моя собственная жизнь изменилась за последний год: все началось с того, что моя бывшая жена, Илюжн, потребовала развода. С тех пор мой путь был скорбным, полным невыносимой боли и неуверенности. А в том такси я понял, насколько счастлив: я помогаю людям, таким как Майк. В голову мне пришло, что я поднялся из этих темных времен более сильным, более мудрым человеком, более благодарным счастливой судьбе, с большей решимостью, чем когда-либо, быть сильным вожаком стаи.

В марте 2010 года я уже захлебывался болью, когда узнал о разводе. Мой любимый питбуль Дэдди умер всего какой-то месяц назад. Смерть Дэдди глубоко потрясла меня, но я знал, что боль утихнет. В марте я находился в Ирландии, в рамках европейского ураганного турне: я обращался к людям, порой собиралось больше 7000 человек. В утро перед презентацией в Дублине раздался трансатлантический звонок от жены, которая сказала, что хочет развода. Прежде я думал, что у меня все отлично. Но я слабо представлял себе грядущий удар. Моя жизнь менялась навсегда, и я — Цезарь Миллан, вожак стаи для миллионов владельцев собак во всем мире — не мог ни контролировать ее, ни изменить направление. Мне было страшно.

Мы с Илюжн долгие годы стремились сбалансировать наши различия, чтобы соответствовать требованиям брака, телешоу и двоих детей. Мы несколько раз расставались и воссоединялись. Двадцать лет вместе, долгая жизнь впереди и резкий разрыв. Я не был готов.

Из-за развода я впервые увидел вещи такими, какими они были на самом деле. Анализируя деловые решения, принятые мной за последние годы, я понял, насколько большинство из них нелепы. Я отдал свои права и свое имя. Я подписал договоры, которые ни за что не следовало подписывать. Партнеры говорили одно, а в контрактах фиксировали совсем другое. Я понял, что даже название «Переводчик с собачьего» мне не принадлежит.

К концу дня у меня были лишь моя одежда, моя машина и Центр психологии собак. Все остальное — в том числе телешоу и дом, в котором я жил и заботился о семье, — принадлежало другим людям. Изучив мой финансовый статус, мой бизнес-менеджер известил меня о банкротстве. После семи лет на телевидении я остался ни с чем, и я не понимал почему.

Поначалу я разозлился и сбежал в Центр психологии собак, где закрылся от людей. Я не хотел ни с кем общаться. Полный негативной энергии, я предавался тяжелым размышлениям, часами просиживая возле своей стаи. В конце концов мой стресс и тоска сказались на собаках. Размер стаи уменьшился с двадцати собак перед смертью Дэдди до пяти. Стая чувствовала, что их лидер нестабилен, поэтому члены ее стали искать и нашли другие дома. Меня сводило с ума то, что я не могу помочь себе и собственной стае.

Я видел, что собаки реагируют так на стресс. Если вывести собаку из равновесия, она быстро приходит в состояние негатива или паники. Ей не хочется быть с другими собаками или людьми. Изоляция — хрупкая реакция на нестабильную атмосферу, следствием чего становятся буквально все поведенческие проблемы собак: они кусают, грызут, копают, не вовремя лают, устанавливают права на территорию и проявляют агрессию. Эти проблемы легко разрешить в собаках. Разрешить их в себе оказалось в десятки тысяч раз сложнее.

Во мне бурлила животная ярость: мне хотелось крушить вещи, уничтожить мой бизнес, навредить себе и окружающим… Никогда в жизни я не чувствовал себя настолько опустошенным. И я не мог простить себя за то, что происходило. Я уступил упадническому настроению, полностью утратил веру в себя.

Мало кто знал, что творилось в моей душе — только мой брат Эрик и мой менеджер. Я скрывал это от сыновей, от деловых партнеров и даже от родителей. Как и Майк из Торонто, я задавался вопросом: а стоит ли жить?

Кризис наступил в марте 2010 года, когда я перестал есть. Я был шокирован, узнав, что за сорок дней от моих восьмидесяти килограммов осталось шестьдесят. Я не мог работать и мало спал, редко когда мне удавалось заснуть дольше чем на четыре часа. В тот период мы с Илюжн разъехались, но еще не развелись официально, и я пришел к ней в попытке спасти брак. Разговор был коротким. Я понял, что нашего брака больше нет.

Я решил, что и жизни у меня больше нет, и сделал глупейшую вещь: наглотался таблеток, чтобы покончить с собой. Я не знаю, что принимал и в каком количестве. Лишь помню, как сильно желал быть где-нибудь в другом месте: где угодно, только не здесь. Следующее, что я помню, — меня спешно везут в больницу на «скорой помощи». Я требовал, чтобы водитель отвез меня на дедушкину ферму в Мексике. Я хотел убежать ото всего.

На следующий день меня обследовали специалисты психиатрической клиники. Через три дня меня отпустили, и, как Майк, я был полон решимости вернуть свой внутренний баланс и найти новую цель в жизни. Я нашел эту новую цель, лишь вновь приняв свои же принципы и формулу состоятельности.