Вожак

— Еще не хватало! — пренебрежительно фыркнул охотник. — Что я, девка, чтобы в обморок грохаться?

— Ну, хорошо. А как насчет шерсти? Что чувствуешь, когда расти начинает?

— Щекотно. И десны чешутся, если зубы режутся слишком быстро, а в остальном терпимо.

— А как ты его зовешь? В смысле волка, конечно, — нетерпеливо заерзал на своем месте Лакр. — Ну, свистишь там? Или шепчешь чего? Может, выть начинаешь?

Шир от таких предположений даже закашлялся.

— Дурень, зачем мне выть-то? Чтобы пересмешников окрестных пугать? Или хмер очаровывать? Нет, конечно! Просто закрываю глаза и зову. Он приходит. А потом я засыпаю и отдаю ему свое тело.

— Не боишься, что одолеет? — неожиданно хмыкнул Тирриниэль.

— Нет, — качнул головой Шир. — Он живет во мне точно так же, как я живу в нем. Если кто-то из нас сорвется или решит остаться один, то погибнем оба. Не знаю, это как-то связано с магией крови, но подробности лучше у Бел спросить или у наших владык: это они проводят инициацию.

Лакр округлил глаза.

— Хочешь сказать, Белка при этом присутствует и в подробностях наблюдает, как вас корежит?!

— Она приходит на каждую инициацию, — серьезно ответил Шир. — Без нее никогда не начинают.

— Но зачем?

— У нее лучше всех получается сдержать нас в первые мгновения, ну, когда все завершается и вместо обычного охотника получается Серый.

Терг озадаченно потер переносицу.

— Хочешь сказать, она помогает вам не сорваться?

— Точно. В первый раз нам сложно: новый мир, новые ощущения, память о прежней жизни при первом перевоплощении недоступна, а желаний-то о-го-го как много. И потянуться, и удрать от остроухих типов, от которых буквально несет магией, и загрызть кого-нибудь, потому что голод поистине зверский, а иногда даже хочется найти себе па… короче, слишком много всего обрушивается. Некоторые с непривычки и кинуться могут. А Бел… — По губам охотника скользнула странная улыбка. — Еще ни разу не было, чтобы она кого-то упустила. Как рыкнет, бывало, да как двинет по морде, собьет с ног, а потом швырнет на землю и ткнет носом… но говорит при этом так ласково, так тихо, что поневоле прислушаешься. И как дивно она пахнет…

Шир мечтательно вздохнул.

— Мрр. Никто в мире не пахнет так, как Бел. У эльфов от нее мигом крышу сносит, люди чуют эту магию слабее, но тоже с трудом справляются, а мы… Мы ощущаем ее лучше всех и не поддаемся ее чарам благодаря тому волку, что сидит внутри и всякий раз напоминает о стае.

— Гм, — задумчиво обронил Ланниэль. — Выходит, на самом деле это стая спасает вас от ее силы?

— Когда нас много, то каждому достается лишь малая часть ее магии. А это уже можно вынести. Потому-то мы и стойкие.

— Но сейчас ты один…

— Это не имеет значения, — усмехнулся перевертыш. — Стая поддерживает меня даже на расстоянии.

— Однако человеком тебе все равно трудно? — продолжал допытываться молодой маг. — Ты ведь все равно чувствуешь ее магию?

— Да, — признал Шир. — Но слабее, чем вы. А когда зверем, то и вовсе чуть-чуть.

— А Таррэн?

— А что Таррэн?

— Считаешь его своим хозяином? — осторожно уточнил Ланниэль, не слишком представляя, как такой деликатный вопрос воспримет охотник.

Однако тот лишь охотно кивнул.

— Разумеется. Я ж зверь, хоть и наполовину. Только я его чувствую немного по-другому: хозяин как… маяк, что ли? — на секунду задумался Шир. — Знаешь, как будто ты долго бредешь в темноте, путаясь в ряске и боясь утонуть, но потом видишь впереди огонек, чуешь запах жилья и с надеждой спешишь к нему, забыв про холод и усталость… Это странно — будучи человеком, рассуждать о том, что ощущаешь, когда бегаешь зверем. Но я именно так его и чувствую, куда бы ни пошел и что бы ни делал. Когда он есть, мы точно знаем, ради чего живем и к чему стремимся.

— Теперь не так? — быстро уточнил Стрегон, и Шир мигом помрачнел.

— Да. Теперь света впереди больше нет. Только запах и остался. Да еще Тор. И Белка… а что будет дальше, один Торк ведает.

Братья ненадолго замолчали, переваривая услышанное. Замолчал и Шир, о чем-то глубоко задумавшись. Новые подопечные Белки тоже не порывались вступать в разговоры или делиться с кем-либо всем тем, что накипело. А Тирриниэль неожиданно спросил:

— Кто водит вашу стаю?

— Сейчас — я, — без промедления, но со странной искрой в глазах отозвался Шир. — Раньше был отец, до него — дед… наш род очень давно связан с золотыми. Так давно, что только Бел, наверное, и помнит. Ну и владыка Тирраэль, конечно, потому что помнит то время, когда под Драконьим хребтом стояли заставы.

— Твои предки были Стражами?

— Конечно.

— Гончими? — после недолгого колебания предположил Тиль, и охотник обнажил в понимающей усмешке острые зубы, а когда подметил, как дернулся при этих словах Стрегон, и вовсе оскалился не хуже хмеры.

— Да. Но меня не поэтому слушает стая: мало иметь именитых предков, чтобы заставить повиноваться перевертышей. Для этого нужны сила и воля, такие, чтоб никто не усомнился в твоем праве, а если и усомнился, то тут же отполз на брюхе с извинениями.

Лакр недоверчиво покосился.

— И часто у вас случается, что вожака пытаются сместить?

— За последние двадцать лет? Ни разу.