Вожак

Переход на «ты» многое говорил Марку. Резко выдохнув, словно перед прыжком в ледяную воду, он приступил к переодеванию. Рядом суетился Игги. Сферу своего коммуникатора он развернул в ростовое «зеркало» и, бросая молниеносные взгляды на отражение клиента, трудился над внешностью. Косметическим мультиманипулятором Игги орудовал ловчей, чем обер-декурион Гораций — любимым штык-ножом. Во всяком случае, Марк даже не замечал точечных, выверенных до миллиметра касаний. Застегнув последнюю пуговицу, он одернул китель, поправил треуголку и лишь теперь решился посмотреть в зеркало.

— Великий Космос!

— Вот-вот, — расплылся в улыбке Игги. — Это вам не кулаком совать…

Старуха подошла ближе:

— Никогда, — она говорила медленно, чеканя каждое слово. — Никогда твое содержание, мой мальчик, не будет соответствовать форме. Потому что форму делают мастера, а содержание пущено на самотёк. Пишем?

— Вас требуют, — подал голос оператор. — Вас, госпожа…

— Требуют?

Глаза старухи опасно сузились.

— Экстренный вызов. Дать связь?

— И кто же меня, пожилую женщину, требует?

— Господин Салюччи! Действительный и полномочный председатель…

— Я в курсе, кто такой Гвидо Салюччи! Значит, требует?

Оператор счел за благо промолчать. Было ясно, что глагол «требует» применительно к имперской безопасности опасен для жизни.

— Ну! — рявкнула госпожа Зеро. — Я жду! Пустите Гвидо на «зеркало»…

В примерочной сфере, вытеснив Марка, возник председатель Совета Лиги. В отличие от стилистически выверенного обер-центуриона Тумидуса, Гвидо Салюччи не внушал ни доверия, ни уважения. Скорее он напоминал беднягу, павшего жертвой чудовищной аферы. Всклокоченный, с галстуком, сбившимся набок, председатель дышал так, словно минутой ранее взбежал на двенадцатый этаж.

— Немедленно! — тенор рванул к небу, воспарил, взял верхнее «до». — Ко мне!

В студии повисла жутковатая тишина.

— Это ты кому, Гвидо? — голос старухи превратился в сироп, сладчайший раствор цианида. — Своему пуделю? Потому что если ты говоришь со мной…

— Прозерпина! У нас форс-мажор!

— Конкретнее!

— У нас такой дичайший форс, что каждая секунда…

— Гвидо! Я с места не двинусь…

— Вот! Вот тебе конкретика!

«Зеркало», казалось, вышло из берегов ограничительной рамки. Площадь, удивился Марк. Он ждал чего угодно, только не хроники с Острова Цапель. За площадью, жертвенным алтарем возвышаясь над морем голов, виднелась пирамида. Толпа прибывала, буйствовала, вскипала гребнями рук, поднятых в странных, экстатических жестах. Большинство горожан тащили за собой детей и стариков. Младенцев, тяжелобольных, дряхлых обезножевших патриархов несли на импровизированных носилках. По краю транслируемого изображения к десантным ботам отступали миротворцы. Грузились, готовились к экстренному взлету. Стреляли: поверх голов, под ноги, превращая булыжник, которым была вымощена площадь, в фейерверк каменных брызг. Если это и задерживало продвижение толпы, то ненадолго. Марк видел, что упавшие не поднимаются. Их растаптывали в хлам, в красную кашу. Из боковых улиц текли бесчисленные ручейки, умножая человеческий потоп.

Море требовало и умоляло.

— Везде! — хрипел Гвидо Салюччи. — Так везде…

— Уже еду! Наш представитель…

— Здесь! Ждем только тебя…

— Конец связи!

Госпожа Зеро повернулась к «зеркалу» спиной. К черному овалу, похожему на тюльпан, который распускается в космосе после РПТ-маневра. Впору было поверить, что старуха вот-вот опрокинется назад, в мрачную полынью, и возникнет на Белом холме.

— Марк! Сопровождайте меня.

— Я только переоденусь…

— Нет времени! Вы водите аэромоб?

Марк кивнул. Но госпожа Зеро смотрела не на него, а на стилиста. Пятясь к операторской, Игги Добс неожиданно для себя открыл простую, очень неприятную истину. Он предпочел бы год прожить на острове в окружении плотоядных, чертовски болтливых паллюсков, бок о бок с училищем помпилианских рабохватов, нежели провести десять минут в обществе этой ведьмы, когда у нее скверное настроение.

— Подписки, Мамерк, — велела госпожа Зеро. — Возьмите у него подписки. Все, какие есть на свете. Пусть сидит в студии и ждет моего возвращения. Если он захочет кофе… Сколько угодно, Мамерк. С пирожными. Со сливками. С гашишем! Перед расстрелом господин Добс не должен жаловаться, что мы отказали ему в кофе.

— Оп, — выдохнул Игги.

— Вы что-то сказали?

— Оп. В смысле, оп-ди-ду-да.

— Совершенно верно, — без тени юмора отозвался лысый Мамерк.

Часть третья Тишри

Глава седьмая От генерала до булочника

I

— Не верю, — вздохнул Гвидо Салюччи. — До сих пор не могу поверить…

Он развел руками:

— Всё складывалось так удачно!