Возгорится пламя

— Садись, Миня. — Надежда подвинула стул. — На место дяди Володи.

Надежда чувствовала себя одиноко, и не было минуты, чтобы не думала о Владимире. Где он сейчас? Сыт ли? Здоров ли? С кем успел повидаться? Вероятно, ведет с кем-нибудь полемику.

Жаль, что она не с ним в эту минуту.

Просматривая газеты, она отмечала телеграммы и статьи, которые могли заинтересовать его. В журналах загибала уголки страниц, чтобы потом поговорить с ним о прочитанном.

Письма, адресованные ему, складывала в стол. Приедет — обрадуется. Сама порадовалась длиннющему письму, которое ей прислала младшая золовка из Подольска. Оказывается, Маня все еще не уехала в Брюссель.

Ответила ей тоже большим письмом:

«Володя укатил в Красноярск, и без него стало как-то пусто, «режим» изменился, вечер пустой сегодня вдруг очутился, самое подходящее дело письма царапать. Наболтать всякой всячины могу сколько угодно…

У нас стоит чудная осень, только утренники холодные, а ночью мороз. Потому Володя взял с собой все теплое: теплую шапку, шубу, рукавицы, теплые носки… Конечно, не мог не захватить с собой уймы книг: 5 толстых-претолстых книжиц взял да еще в Красноярской библиотеке выписки собирался делать…

За Володино отсутствие я собираюсь: 1) произвести окончательный ремонт его костюмов, 2) выучиться читать по-английски — для чего должна выучить 12 страниц разных исключений — по Нуроку, 3) прочитать до конца начатую английскую книгу. Ну, а затем так кое-что подчитать. Мы начали с Володей читать «Agitator'a» (на «Agitator'e» написано Аниной рукой «Наденьке», я все ее поблагодарить собиралась, да вот прособиралась до сих пор) и мучаемся с английским произношением, ну вот я ему и посулилась Нурока выучить. Эти дни я стряпаю. Мама схватила отчаянный насморк и вообще простудилась, ну так я буду орудовать…

Когда ты получишь мое письмо, верно, уже будешь собираться в дорогу. Желаю всякого успеха. Я когда-то очень хотела поехать в Бельгию, может, опять потянет за границу — посмотреть свет божий… — Опасаясь, что в письмо заглянут жандармы, Надежда добавила: — …когда будет возможность поехать, пока-то об этом думать не приходится… Ну, кончать надо… Крепко целую тебя и Марью Александровну за себя и за маму.

Твоя Н.»

Пока она писала, Дженни все время сидела рядом, положив голову ей на колено.

А когда Надежда встала, собака, виляя пушистым хвостом, бросилась в прихожую, оттуда вернулась, азартно тявкнула, торопя хозяйку, и — снова к двери.

— Ну, пойдем, пойдем. Погуляем во дворе. Далеко-то тебе не с кем. Разве с Оскаром? Он скоро придет.

Но с Энгбергом Дженни не желала выходить за ворота; тихо скуля, возвращалась в дом.

Сегодня долго сидела между кроватями: то недоуменно посматривала на пустую, то приподымала носом одеяло хозяйки, то подавала ей лапу.

— Тоскуешь? И я тоскую. — Надежда погладила собаку. — Как-нибудь дождемся. А сейчас иди спать. Я тоже усну. Видишь — ложусь. Иди на место!

Но Дженни сидела у кровати, пока хозяйка не заснула.

11

Вершины Саян закутались в снега. Замерзли родники в горных долинах, и Енисей обмелел.

Старенький, двухтрубный «Дедушка» медленно, с надрывом и скрипом, тащился вверх по реке. На бесчисленных перекатах вахтенные матросы, прощупывая наметками каменистое дно, отыскивали борозду фарватера поглубже.