Воздушный замок

Ковер тяжко набрал высоту. От каждой его ниточки веяло раздражением и неохотой. Он неуклюже заложил вираж и прогулочным шагом двинулся на север. Всадник на верблюде бросился наперерез, перейдя на галоп. Поскольку летел ковер невысоко, достать его с галопирующего верблюда ничего не стоило.

Абдулла понял, что настало время решительных формулировок.

— Берегись! — крикнул он всаднику. — Занзибские власти выслали меня из города в оковах, чтобы я не распространил ужасную заразу!

Однако заставить всадника поверить оказалось не так-то просто. Он осадил верблюда и последовал за ковром аллюром помедленнее, вытягивая из поклажи палаточный шест. Этим шестом всадник явно намеревался скинуть Абдуллу наземь. Абдулла поспешно переключился на ковер.

— О превосходнейший из ковров, — зашептал он, — о многоцветнейший из паласов, о нежнейшее произведение ткаческого искусства, в прелестный ворс которого вплетены могущественные чары, боюсь, доселе я относился к тебе без должного почтения. Я отдавал тебе грубые приказы и даже кричал на тебя, а ведь теперь мне понятно, что твоя ранимая натура нуждается лишь в мягчайших из просьб. Прости меня, о, прости!

Ковру это понравилось. Он натянулся потуже и прибавил ходу.

— А я, я — презренный пес, — продолжал Абдулла, — я заставлял тебя, ужаснейшим образом обремененного моими оковами, трудиться в знойной пустыне! О славнейший и элегантнейший из ковров, теперь я думаю только о тебе — и о том, как бы побыстрее избавить тебя от этой чудовищной тяжести. Если бы ты только согласился не спеша — скажем, чуть быстрее верблюжьего галопа — полететь к ближайшему пустынному поселению на севере, где я бы нашел кого-нибудь, кто расклепал бы цепи, — так вот, не вступит ли это в противоречие с твоим кротким и утонченным нравом?

Судя по всему, тон был взят верный. Теперь ковер изобразил нечто вроде горделивой усмешки. Он поднялся примерно на фут, чуточку повернулся и понесся со скоростью миль этак семьдесят в час. Абдулла вцепился в край ковра и оглянулся на раздосадованного всадника, превратившегося вскоре в точку на фоне оставшейся позади пустыни.

— О благороднейший из артефактов, ты поистине султан среди ковров, а я — твой ничтожный раб! — бессовестно распинался Абдулла.

Ковру это так польстило, что он припустил еще быстрее.

Спустя десять минут он нырнул вниз, на песчаную дюну, и резко остановился у самого ее гребня на другой стороне. Наклонно. Абдулла в облаке пыли беспомощно съехал с него. И покатился, звеня, извиваясь, дергаясь, поднимая все новые тучи пыли, пока наконец отчаянным усилием ему не удалось развернуться пятками вперед и съехать по песчаному склону прямо на край озерца в оазисе. Оборванные нищие, сгрудившиеся вокруг чего-то на краю этого озерца, повскакали с мест и разбежались кто куда, когда Абдулла едва в них не врезался. Абдулла зацепил ногами то, вокруг чего они толпились, и столкнул это обратно в пруд. Один из оборванцев возмущенно завопил и с плеском потопал по воде, чтобы вытащить потерю. Остальные выхватили сабли и ножи, а в одном случае — даже длинный пистолет, и с грозным видом обступили Абдуллу.

— Глотку ему перережьте! — сказал кто-то.

Абдулла проморгался от песка и подумал, что настолько злодейские компании ему приходилось видеть редко. У всех были бегающие глазки, шрамы и неприятные выражения на лицах. Тот, у кого был пистолет, оказался самым неприятным. В большом крючковатом носу он носил что-то вроде серьги, а под носом имелись весьма кустистые усы. Головное покрывало с одной стороны было заколото ярким красным камнем в золотой оправе.

— Откуда это ты выпрыгнул? — спросил усатый. Он пнул Абдуллу. — А ну, говори.

Тут все они, в том числе и тот, кто выходил из озерца с бутылкой в руках, посмотрели на Абдуллу так, что ему сразу стало ясно — говорить придется очень убедительно.

А то как бы чего не вышло.

Глава седьмая, в которой появляется джинн

Абдулла поморгал еще, чтобы убрать из глаз остатки песка, и серьезно уставился на человека с пистолетом. Этот человек был точной копией злого разбойника из его мечтаний. Совпадение, наверное.

— Стократ прошу вашего прощения, о достойные властители пустыни, за то, что столь грубо нарушил ваше уединение, — сказал он весьма учтиво, — но не обращаюсь ли я случайно к благороднейшему и знаменитейшему в мире разбойнику по имени Кабул Акба?

Прочие разбойники, столпившиеся вокруг него, кажется, изумились. Абдулла ясно слышал, как один из них спросил: «А он-то откуда знает?» Однако усатый с пистолетом только усмехнулся. Его лицо было прекрасно приспособлено для такого рода действий.

— Это действительно я, — ответил он. — А что, я знаменитый?

Точно совпадение, подумал Абдулла. Что ж, по крайней мере, теперь он знал, где находится.

— Увы, о пилигримы пустошей, — начал он, — я, как и ваши благородные особы, угнетен и отвержен. Я поклялся отомстить всему Рашпухту. А прибыл я сюда с тем, чтобы объединиться с вами и служить вам силами моего разума и моих рук.