Защелкали камеры. Репортеры бешено строчили в блокнотах. Лев сиял. Представитель «Аэровиас» бросился к столу, хлопнул в ладоши и объявил, что пресс-конференция окончена – София Салвадор и «Голубая Луна» нуждаются в отдыхе перед концертом. Винисиус взял Грасу за локоть и помог ей подняться. Граса несколько раз моргнула, словно ей в глаз что-то попало, и крепко схватилась за руку Винисиуса. Он быстро повел ее прочь из зала, к лифтам. Я поспешила следом.
– Спать хочу, умираю, – сказала Граса.
Винисиус погладил ее по щеке.
– Не надо умирать,
Граса посмотрела на меня:
– Их интересовал не мой концерт.
Бар отеля был странно пустым для вечера пятницы. Небо полыхало оранжевым. На Копакабана-Бич начался прилив. Волны казались охваченными пламенем.
Ребята и Граса разошлись по своим комнатам – нам отвели весь пентхаус. Я приняла столько амфетамина, что даже от мысли о том, чтобы остаться одной в номере, мне делалось плохо, я из последних сил пыталась держаться спокойно. Винисиус отыскал меня в баре.
– Ты сейчас должна спать, – сказал он, влезая на табурет рядом со мной.
– Ты тоже. Впереди трудные дни.
– У нас всегда трудные дни. Если зрители в «Копе» хоть немного похожи на сегодняшних репортеров, тебе придется отскребать нас от сцены, так они по нам пройдутся. А остаток поездки ты проведешь, утешая нас.
– Ты будешь ужасным пациентом-нытиком. А я буду медсестра-сволочь.
– Идеальная пара. – Винисиус улыбнулся.
Я рассматривала пустой стакан.
– Что думаешь насчет завтра, насчет нашего концерта?.. Вдруг мы не понравимся зрителям в Ипанеме?
Винисиус накрыл мою ладонь своей.
– Вряд ли будет много зрителей. Людей наверняка придет так мало, что мы с тобой одолеем их, даже если нам свяжут руки за спиной.
Я кивнула и потерла глаза.
– Ох, сраные таблетки. Мне надо было спустить их в унитаз.
– Хочешь, пойдем к морю?
Не разговаривая, мы медленно, держась за руки, шли по набережной. Вечер был прохладным. По широкому променаду прогуливались парочки. Как это было утешительно – смешаться с ними, щуриться на вечернее солнце. Уличный продавец жарил кукурузу в мангале-тележке. Винисиус остановился и крепко обнял меня.
– Закрой глаза, Дор. Вдохни поглубже.
Я повиновалась.
– Чувствуешь? – спросил Винисиус.
Вечер пах попкорном, соленой водой, надушенными девушками.
– Как в Рио, – сказал Винисиус.
– Мы и есть в Рио.
– Не в том, каким я его помню. – Винисиус покачал головой. – Город изменился.
– Или мы изменились.
Какое-то время мы шли молча, глядя на океан; небеса темнели – сначала серый, потом темно-синий.
– Ты нервничаешь из-за концерта, это нормально, – сказал Винисиус. – Ты давно не выступала перед залом.
– Спасибо, что напомнил.
– Ты покажешь класс. Просто представь, что мы в студии, только ты и я.
Он не брился с Майами. Я провела рукой по его щеке, просто чтобы ощутить колючесть его щетины. Винисиус закрыл глаза и мягко отвел мою руку.
– Не знаю, смогу ли я вернуться, Дор.
– В отель?
– Нет, в Лос-Анджелес. Худышка собирается вернуться к своей диснеевской секретарше. Граса – к фильмам и своим нарядам. Ты вернешься за Грасой. Ну а мне ради чего возвращаться?
Океан плескался у наших ног. Когда-то, много лет назад, мы с Грасой купались здесь, океан был неспокоен, и волна сбила меня с ног. Я захлебнулась, наглоталась воды, но когда выбралась на песок, желудок у меня был странно пустым. Словно волна выполоскала меня дочиста. И в ту минуту, стоя на берегу с Винисиусом, я почувствовала себя так же.
– Граса, – сказала я. – Ты вернешься ради нее.
Винисиус помолчал, потом произнес:
– Эта причина больше не кажется мне веской.
– Значит, дождись нас здесь. Пока мы не вернемся домой.
Винисиус нахмурился.
– После концерта в «Паласе» наша «Голубая Луна» перестанет существовать. А если мы провалим этот концерт к чертям – что очень вероятно, – то не будет и Софии Салвадор. Во всяком случае, здесь. Грасе придется найти новых музыкантов или остаться в Лос-Анджелесе. Когда мы уезжали отсюда, то думали, что это лишь на несколько месяцев, но они превратились в годы. Если вы уедете, то снова возвратитесь не скоро. Я не могу ждать вечно.
– Ты что, хочешь порвать с нами окончательно? – спросила я.
Винисиус взял мою руку.
– Если я сейчас поеду за Грасой, то буду ездить за ней всю свою жизнь. С ней всегда так. Сама знаешь, Дор. Что бы ее ни ждало дальше, я стану довеском к ней. Она будет меняться, а я останусь прежним – лошадь, которую запрягли в другую телегу. А потом или я ей надоем, или сам возненавижу ее. А я не хочу ненавидеть ее. Меня это доконает.
Я заметила скамейку у асфальтированной дорожки, поодаль от воды. Мы направились к ней, сели.