Воздаяние храбрости

На одно короткое мгновение Валериан ощутил вдруг ледяной комок где-то чуть выше пупка и чуть было не пожалел, что так категорично и резко высказался вчера на совете. Но тут же решительно тряхнул головой, прогоняя ненужную мысль. «Яйца разбиты, пора жарить омлет», – сказал он себе и вдруг почувствовал, как пересохший рот наполняется слюной при одном воспоминании о еде; о блюде, к которому пристрастился, когда стоял вместе с Воронцовым в Париже.

Паскевич отошел в сторону от штабных офицеров и, вдавив окуляр подзорной трубы в правую глазницу, водил зрительным прибором по всему фронту надвигающейся армии Аббаса-Мирзы. Валериан недоумевал – что же командующий надеется высмотреть в боевых порядках персов, за их линиями. Разве только рассчитывает встретиться взглядом с иранским принцем, прочитать его мысли. Но о чем сейчас было расспрашивать и своих, и чужих? Единственное возвышение на поле заняли русские. Вельяминов поднял войска еще затемно, торопясь успеть к месту будущего сражения раньше противника. Но теперь и пехота могла атаковать сверху вниз, набирая дополнительную энергию удара, и артиллерии легче становилось бросать снаряды через колонны своих батальонов. А дальше простиралась равнина почти совершенно плоская. Неглубокие овраги, в которых не скрыть движение даже пехотной роты; редкие невысокие холмы, за которыми вряд ли укроется даже эскадрон кавалерии. На одном из таких пригорков и стоял шатер насиб-султанэ. Валериан вдруг подумал – где же сейчас потрепанный им при Шамхоре Мамед-мирза? Стоит рядом с отцом в толпе разряженных вельмож или же продавливает своей тушей спину бедной лошади, готовясь рубить побежавших русских?..

«Не получишь такого удовольствия, щенок!» – пообещал врагу Валериан и пошел по направлению к командующему. Не дойдя пяти саженей до застывшей спины генерал-адъютанта, повернул и, так же сцепив сзади ладони, направился к штабу. Опять-таки не дойдя, остановился и посмотрел на Паскевича.

Между тем фронт персов замер на расстоянии чуть больше версты. Масса чужой пехоты, заполонившая всю равнину, в самом деле могла смутить непривычного человека. «А как бы вы себя чувствовали на месте Паскевича?» – спросил себя Валериан почему-то голосом Сергея Новицкого и ответил себе самому, смешивая сожаление и злость, что на месте Паскевича ему уже не бывать.

Он снова оказался рядом со штабом. Тишина упала на поле такая, что слышно было лишь, как звенят в траве энергичные кузнечики, не утомившиеся пока жарой. Вельяминов поймал взгляд Валериана и едва заметно пожал плечами. Мадатов развернулся на каблуках и энергично пошел к Паскевичу.

– Ваше превосходительство! – сказал он, глядя прямо в скошенный затылок, прикрытый надвинутой треуголкой. – Не прикажете ли начать? А то ведь эта золотая сволочь нас шапками закидает.

Паскевич обернулся к нему, опустив руку с трубой вдоль бедра. Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза, и за эти секунды Валериан успел узнать все о будущей своей судьбе, во всяком случае, в том, что касалось военной карьеры. Но именно сейчас личная жизнь беспокоила его меньше всего.

Командующий хотел сказать что-то резкое, но сдержался, прикусил пухлую губу, обнажив самые кончики белых, крепких зубов, и замер. А потом, указав на противника повелительным жестом, произнес ясным и твердым голосом:

– Начинайте, князь! С Богом!..

Валериан, придерживая шашку, пустился широким шагом, почти бегом, к вороному, которого держал под уздцы Василий. Увидев торопящегося к нему хозяина, жеребец вскинул крупную голову и заржал, совершенно довольный. Валериан, не останавливаясь, замахал Вельяминову, и тот так же поспешил подняться в седло.

Уже верхами оба генерала съехались и еще раз наскоро проговорили обязанности и ответственность. Вельяминов занимается артиллерией, третьей линией и резервом; Мадатов отправляется в первую линию и ведет за собой вторую. Подробно они расписали диспозицию еще до полуночи, и, по мнению Валериана, долго толковать тут было и не о чем. Мадатов готовился было уже отъехать, как вдруг, повинуясь вспыхнувшему неожиданно чувству, обернулся и крепко стиснул ладонь Вельяминова, которую тот в тот же момент выкинул ему навстречу. Они скрестили руки, словно вдруг решив помериться силой, и, едва не уперевшись лбами, несколько долгих мгновений глядели глаза в глаза. Подчинившись тому же внутреннему импульсу, Валериан в самый последний момент, перед тем как ослабить хватку, подмигнул Вельяминову, будто уговаривая такого же, как он сам, мальчишку пуститься на очередную проказу. И ему показалось, что по сухому тонкогубому лицу генерала-плижера, рыжего генерала вдруг промелькнула тень искренней, сердечной улыбки.

Расстояние в сотню саженей вороной одолел в десяток секунд. Персидская армия остановилась к этому времени, закрыв совершенно горизонт, и, протянувшись через всю долину, соединила отроги Карабахских гор и предгорья Кавказа, переметнувшиеся за Куру. Огромная дуга воинства Аббаса-Мирзы готовилась охватить крошечный русский отряд с обоих флангов, намереваясь сокрушить нас, смять, уничтожить.