Восточный кордон

На полукилометровой высоте, где сливается с небом чисто-белый снег, вдруг возникает чёрная линия отрыва, она быстро расширяется и сползает вниз. Чуть ниже линии отрыва снег выпучивается горбом, и кажется, что ползёт он очень медленно, а между тем воздух уже дрожит, и тяжёлый, приглушённый гул несётся сверху, обгоняя лавину. Внезапно движение ускоряется. Основная масса ещё не свалилась, а на дне, возле скал и деревьев, метров на сто взлетает ввысь фонтан комьев и снежной пыли: то мчится разрушительная воздушная волна, порождённая движением огромных масс снега. И тогда раздаётся взрыв. Но не внизу, а наверху, где захлопывается вакуумная труба. Тысячетонная тяжесть падает на дно. Лавина погребает все, что на её пути. Не меньше разрушений приносит и воздушная пробка, двигающаяся перед лавиной.

Котенко не увидел движения снежных масс. Он не услышал и грозного гула, и взрывного удара. Сдавленный, спрессованный воздух толкнул его в грудь с такой силой, что зоолога подняло над землёй и отбросило ещё метров на тридцать выше по склону.

Зоолог потерял сознание. Снежная масса не дошла до него. Иначе она убила бы Ростислава Андреевича на месте. Но туча снежной пыли, поднявшись от границы падения лавины, все же накрыла и засыпала его. И там, где он упал, вдавившись в податливый снег, получилось ровное место, белое и лёгкое, как саван.

Грохот прокатился, вызвал сопутствующие обвалы, а потом все утихло. Только курилась, как над кратером вулкана, снежная пыль, относимая ветром, да по крутому склону пролегла свежая, чёрная рана — след обвала, унёсшего за собой все выступы камня, всю растительность.

И слабый звук выстрела, и громкий грохот лавины не услышала ни одна живая душа. До приюта докатилось только гулкое эхо.

3

Волчица, недовольная действиями своего овчара, голодная и злая, опередила Самура и побежала перед ним, показав этим самым, что не намерена больше ждать, пока его светлость соизволит отыскать дичь и накормить её, а желает действовать сама.

Самур не огрызнулся, он равнодушно уступил ей лидерство, тем более что бежала она в том же направлении, куда он и хотел, — выше в горы, где можно поохотиться за турами и отбить какого-нибудь ослабевшего козла, которого мать-природа уже приговорила к смерти.

Они бежали довольно долго, подминая пространство и мечтая о еде. Когда Монашка с ходу перепрыгнула густой куст шиповника, у неё буквально из-под ног вылетел ошалелый сонный тетерев. Молниеносный прыжок — и в стороны полетели чёрные перья, а растерзанная птица забилась в пасти волчицы.

Монашка съела всего тетерева, она рычала и не подпускала Шестипалого, хотя он и делал робкие попытки вытащить у неё из-под лап хотя бы крылышко. Лишь увидев, как Самур покорно улёгся вблизи и какими скорбными глазами смотрел по сторонам, волчица немного подобрела и отошла от места трапезы, оставив ему ровно столько пищи, чтобы разжечь аппетит.

Когда Самур добрал остатки, они сделали ещё один бросок наверх. Затем последовала длительная стойка Монашки, во время которой она очень тщательно вынюхивала воздух, донёсший издалека слабый, протяжный гул. Волчица резко изменила направление и повела Самура на этот знакомый, обнадёживающий звук. В горах упала лавина. Там можно найти поживу.

Они были первыми, кто появился в узком ущелье на месте падения лавины.

Монашка шустро пробежала по границе хаотически наваленного снега. Её шуба покрылась снежной пылью, нос то и дело склонялся к самой земле. И Самур, перенявший опыт у волчицы, тоже бегал вдоль и поперёк упавших снежных громад, надеясь, что ему повезёт.

Монашка сделала сложный пируэт — похоже, что наткнулась на что-то ужасающее. Она зарычала и попятилась, все её оживление исчезло в одну минуту, волчица изготовилась бежать прочь от опасного места. Нос уловил запах человека.

Почуял человека и Самур. Он тоже вздыбил шерсть на загривке, но, в противовес Монашке, совсем не собирался удирать. Напротив, делая круги, все ближе и ближе подходил к месту, откуда шёл этот запах — запах живого человека!

Монашка отбежала дальше и остановилась, поражённая поведением Шестипалого. Он не уходил. Он воткнул свой короткий и толстый нос в снег, фыркал и нервничал и вдруг залаял. Волчица уже давно не слышала от него подобных звуков, они были чужими, противными, с ними у волчицы связывались какие-то очень страшные воспоминания. Самур лаял резко, требовательно и отрывисто. Потом прислушивался и опять лаял. Он звал кого-то. Монашка вздрагивала и, стоя на значительном расстоянии, не подходила к нему, но и не убегала.

Самур стал раскапывать снег. Сильные лапы легко отбрасывали ещё не слежавшуюся снежную пыль. За минуту он весь зарылся в яму, фыркал там, выбрасывая фонтаны белой пыли. Монашка заинтересованно подошла ближе, но тотчас отпрянула в сторону. Самур вытягивал за ремень ружьё — то самое, пахнувшее железом и порохом чёрное изделие, которое за сотню метров сваливает волка или приносит уцелевшему неимоверные страдания.