Восточный конвой

«Интересно, — думал Милов, оглядываясь. — Похоже, я тут уже бывал когда-то. Знакомые места, честное слово. Любопытно… Погоди, погоди — да это ведь… Ну конечно — сразу мог бы сообразить. Меня название это сбило с толку — База. А раньше это называлось Исправительно-трудовой колонией, вот оно как. И бывал я здесь не раз и не два по долгу службы. Только не в такой вот роли. Понятно… Ну, теперь вся география, кажется, становится на места. Это вот сооружение впереди налево было в те времена штрафным изолятором, а там, подальше — жилая зона, бараки. Если свернем направо, окажемся уже в другой зоне — рабочей; где же мы в таком случае только что находились? Ну понятно: в больничке, вот где; а в противоположной стороне остается, значит, ПКТ-ШИЗО. Так, свернули направо, значит — в заводскую. Это не худо. В свое время отсюда даже побеги совершались, по этой причине и приходилось мне сюда наведываться, совершенно верно. Ну что же, одним неизвестным стало меньше в нашей математике — хотя не знаю, может ли это мне помочь и каким образом. А куда же это мы идем? Да вроде бы прямо туда — в цеха. Что же у них там сейчас размещается? Если мои прикидки оправдываются, там должно быть это самое производство — секретное. А почему бы и нет? Ладно, хватит гипотез; сейчас надо настроиться на предстоящую работу…»

Но они вошли уже в рабочую зону; возглавлявший колонну Клеврец остановился. Охрана осталась в трех шагах, образовав вокруг них равносторонний треугольник; такая служба была для них, видимо, делом привычным.

— Сейчас вы подвергнетесь некоему процессу, — сказал сослуживец очень довольным голосом. — Воздействию, какое оказывается на всех в той или иной степени неисправных технетов. Вы ведь технет, не так ли? Вы утверждали это, ваши уверения зафиксированы, и мы не станем от них отвлекаться, чтобы не навлечь на вас новых обвинений. Мы вас вылечим. Но перед тем, как это приятное событие произойдет, хочу кое о чем предупредить и даже, может быть, предостеречь. Вы, не сомневаюсь, хорошо тренированы и можете некоторым образом и даже с небольшими успехами сопротивляться предстоящей операции. Так вот, категорически не советую делать этого. Мы сильнее; и в результате все равно настоим на своем. Однако попытки сопротивления значительно ослабят вас — а мы хотели бы, чтобы вы сохранили ту неплохую физическую форму, в какой находитесь сейчас. Будьте же благоразумны и, раз дело дошло до этого рубежа, примиритесь с фактом. Вы вступили в эту игру и выйти из нее сможете только с нашего разрешения — не раньше, чем игровое время истечет до конца.

«Игровое время? Уже не впервые он упоминает о времени. Значит ли это, что он в курсе — хотя бы в той же степени, как я? Или просто случайность, или привычный оборот речи?..»

Милов безмятежно улыбнулся и кивнул, а чтобы получилось еще убедительнее, сдублировал голосом:

— Договорились. Буду вести себя нежно. Как одуванчик.

Сравнение ему самому показалось смешным, однако Клеврец воспринял его как должное.

— Ваше поведение начинает меня радовать, — сказал он в ответ и, оглядев охранников, взглядом предупреждая их о необходимости быть наготове, нажал кнопку звонка у входа.

2

(100 часов до)

«Какое-то воздействие, — думал Милов, стараясь идти помедленнее, чтобы побольше времени оставалось до мгновения, когда придется вступить в серьезную схватку и победить или проиграть, тем определив и свое будущее, и наверняка будущее всей операции, ради которой оказался здесь. — Вторжение — в корку? В подкорку? Технецизация? Вполне возможно. Вообще-то уже только ради этой информации стоило огород городить. В Штатах будут очень довольны — если только информация эта когда-либо к ним поступит. Вызванный к доске ученик проявляет сообразительность и немалое усердие. Ладно, это потом. Сейчас важно представить, насколько успешно сработает блокада. Надо настроиться, понять, что же мне предстоит. Психическое воздействие, подавление воли, возможно — амнезия… Но ведь технеты ничуть не производят впечатления умственно неполноценных; они просто чужие — да, тут другого слова не подберешь: совершенно чужие, не дружественные и не враждебные. Во всяком случае, пока они не становятся толпой и пока разговор не заходит о восточных соседях — тогда они могут очень легко пойти вразнос. Да, хочешь не хочешь, придется признать, что ребята были правы, когда предупреждали меня… А прививка Эскулапа? Прививка с рекреационным сроком до недели. Ну, неделя — это уйма времени, у меня такого срока просто нет, мне отведено теперь меньше ста часов. Так что надо поторапливаться — если удастся».

— Простите, я прослушал, — сказал он извиняющимся голосом; уйдя на несколько мгновений в свои мысли, он и в самом деле пропустил мимо ушей то, что сказал ему Клеврец все в той же профессорской манере.

— Вы размышляете? Это хорошо, — произнес тот таким голосом, словно ничего другого и не ожидал. — Я говорю: вот мы и пришли. Разденьтесь, пожалуйста, до пояса…

Милов поднял голову и огляделся. И невольно поежился.