Восточный конвой

О'кей. Кажется, подсчитано, взвешено и решено. Мене, текел, фарес.

Однако они что-то медлят. Нет, нет должной четкости в здешней службе безопасности. Распустились, разучились…»

Он прислушался. Голоса, все еще неразличимо бубнившие, заметно сместились поближе к дороге. Ага, значит, скоро представление начнется. Ну, а мы пока что опорожним карманы, освободимся от всего, что могло бы послужить уликой. Выроем ямку. Вот так… И зароем. Конечно, шансов потом отыскать это полезное снаряжение будет крайне мало. Но избавиться от него в предвидении событий нужно. Тем более что вещи, которые могут оказаться нужнее всего прочего, все равно останутся у Милова. Как это говорил Географ? «Все мое ношу с собой»?

Милов так и сделал. И едва успел закончить, как и в самом деле раздался женский крик.

7

(132 часа до)

Милову даже немного страшно стало: оттого, что он так точно все угадал. Хотя, конечно, большой сложности в этом не было. И еще по той причине, что кричала Зила очень натурально. И стоило немалых усилий сдержать себя и не рвануться на помощь. Милов даже порадовался тому, что зарыл слуховую капсулу вместе со всем прочим добром: слушать эти вопли через усилитель было бы вообще невозможно. Никакая логика не удержала бы его на месте.

А так он все-таки стерпел. Хотя ему казалось, что продолжалась эта пытка не менее часа, а на самом деле Зила терзала его слух и нервы от силы минут десять, и чем дальше, тем перерывы между воплями становились дольше. «Бедняга, — подумал Милов, — совсем сорвет голос. Ну, что делать — такая служба…»

Когда наступила наконец тишина, Милов признал, что никогда в жизни до этого не приходилось ему слышать такой чудесной, такой бархатной, душистой, очаровательной тишины. Он пил тишину, наслаждался ею.

Но, к сожалению, недолго.

Тишину взломал низкий рокот мощных моторов. И он понял, что тронулся в неведомый путь тот самый конвой, с которым он так хотел познакомиться.

Однако рассмотреть его как следует было немыслимо. Все еще стояла темнота, а машины шли без фар. Видимо, имели такую возможность. Милов скорее угадал, чем увидел длинные-длинные крытые кузова, в которых можно было бы (прикинул он наспех) разместить не меньше груза, чем в товарном вагоне. Причем — крупногабаритного груза. Милов узнал машины, несмотря на темноту. То был тот самый конвой, что он наблюдал на шоссе вчера — перед тем, как пересечь дорогу.

Однако, судя по звуку моторов, сейчас конвой шел если не порожняком, то, во всяком случае, с небольшой загрузкой. Да, те же машины. Милов насчитал пока пять силуэтов. Правда, может быть, их было и больше. Кроме мглы, различить было трудно еще и потому, что видел он их под острым углом. Можно было, разумеется, найти позицию и поудобнее. Но тогда ему не удалось бы сделать то, что он намеревался.

Приготовившись к старту, он коротко вздохнул. Откровенно говоря, было страшновато. Да кой черт страшновато: просто страшно. Редко когда он находился в такой опасности.

Он решительно шагнул вперед. Не скрываясь более, вышел на дорогу, когда головная машина конвоя была уже совсем близко. И поднял руку, словно голосуя в надежде, что подвезут.

Нервы его были закручены в тугой клубок. И поэтому, когда из первой машины ударил пулемет, Милов, готовый к этому, на микросекунду опередил пули и, бросившись наземь, скатился в придорожную канаву.

Конвой не остановился. Стоп-сигналы медленно, один за другим, уплывали направо.

Сосчитать их Милов не успел. Обостренный, как всегда в минуты опасности, слух уловил шаги, приближавшиеся к нему с нескольких сторон одновременно; услышал, несмотря на все старания подкрадывавшихся действовать бесшумно.

И одновременно слух его уловил и еще один звук, казалось бы, тут совершенно неуместный: звук песни, которую негромко и не очень в лад пели хором; глухой звук, словно из-под подушки. Звук усиливался с приближением последнего трейлера — и с его удалением стал ослабевать.

Зато шаги делались все явственнее.

«Значит, взяли все-таки», — подумал он и хотел было ухмыльнуться. Ухмыльнуться хотя бы тому, что все развертывается по его сценарию. Но ему сейчас, если говорить серьезно, весело не было, так что улыбки настоящей получиться не могло, а ненастоящая Милову сто лет не была нужна.

Глава пятая

1

(130 часов до)

Наверное, еще можно было что-то сделать. Рискнуть. Поставить все на карту. Но Милов, и не скашивая глаз, видел: и справа, и слева надвигаются темные силуэты — со всех сторон, и их достаточно много, чтобы схватить и задержать одного лишь. Готовых ко всяким неожиданностям. Если даже удалось бы прорваться, пусть они и не станут стрелять — все равно, бегают они быстрее, ничего не поделаешь, да и места знакомы им досконально, ходы и выходы. Нет, поздно. Уже ничего не успеть. И они это понимают. Так что задержание его выйдет совершенно естественным: ничто не говорит о том, что человек на самом деле просто-напросто сдается. Ну, придется, конечно, сделать несколько выразительных телодвижений — но не переусердствовать, а то ведь запросто могут попортить здоровье.