Восстание в подземелье

Утром, когда нас привели в камеру-мастерскую, я первым делом, будто позабыв, где находится мой стол, подошел к столу Пророка. Гравюра лежала на прежнем месте. Я облокотился о стол, опустил голову и задумался. Пророк стоял позади меня и что-то недовольно бурчал: ведь я мешал ему сесть. Так продолжалось несколько минут. Если бы в это время часовой или комендант заглянули в мастерскую и заметили, что за моим столом никого нет, мне пришлось бы худо. Но я об этом не думал.

Подошел Али и взял меня за руку. Я поднял голову – и чуть не вскрикнул от волнения. Я вспомнил! Вспомнил!.. Хорошо, что Али догадался зажать мне рот ладонью, не то я, чего доброго, заорал бы на всю мастерскую. Товарищи сочувственно смотрели на меня.

После завтрака, в те часы, когда коридорный обычно реже подходил к глазку, Али стоял у моего стола, и я шепотом рассказывал ему то, что знал об этой виньетке.

…Это было ещё в Синджешуве. Перед тем как разослать по лагерям, нас, несколько сот арестованных, заперли в большой амбар при железнодорожной станции, своего рода человеческий пакгауз. Там-то и видел я в руках одного из задержанных, высокого, смуглого человека, чековую книжку какого-то крупного международного банка. Человек этот уверял, что с помощью своей книжки он обязательно вырвется из рук фашистов. Он до такой степени был убежден в чудодейственной силе этой книжки, что всё время держался рукой за карман, в котором она лежала.

Потом пришли эсэсовцы и велели всем раздеться. Наши вещи унесли. Взамен нам бросили какие-то лохмотья. Таким образом, вместе со всеми другими вещами эсэсовцы забрали и чековую книжку.

Кончилось тем, что человек этот лишился рассудка. Он без конца слонялся по амбару, пел или громко читал поминальную молитву.

Теперь я вспомнил его лицо и чековую книжку, которую он нам показывал. На каждом чеке в верхнем левом углу, под названием банка, стояла такая же виньетка, какую сделал Пророк.

Али молча выслушал меня, озабоченно посмотрел на всех нас, на Поророка – и задумался. Потом махнул рукой и тихо вздохнул.

– Так вот оно что! – сказал он.

Низко опустив голову, он сел на своё место и принялся ожесточённо действовать резцом…

Я, кажется, слишком увлёкся рассказом, не считаясь ни с вашим терпением, ни с вашим временем! Если это так – скажите, и я немедленно прекращу! Ну, как хотите! Если вы готовы слушать, то, пожалуйста, прошу пана, сделайте милость! А то, знаете, я сейчас в таком состоянии… Пожалуй, совсем вас замучаю своими разговорами…

Ну, раз вы готовы слушать и слушать, я расскажу вам о самом подземелье. Расскажу, что мне стало известно о нём уже позже, когда я пробыл там много месяцев. Я умышленно забегаю вперед. Может быть, таким путём рассказ мой сам по себе сократится.

Это, если хотите, было что-то вроде самостоятельного государства – безотказно действовавшая машина со всем необходимым штатом обслуживания. Кранц оказался в этой машине еле заметным винтиком. Над Кранцем стояли офицеры, старшие офицеры и генералы. А самым большим начальником, можно сказать, хозяином, там был человек, фамилия которого вам, вероятно, хорошо известна. Гиммлер его фамилия. Я думаю, он ни разу не был в подземелье.

Каково было назначение этого подземного государства? Исчерпывающего ответа я не могу вам дать, но за три года и пять месяцев моего заключения я, пожалуй, узнал немало: в нём находился своеобразный монетный двор, где печатались, однако, не немецкие марки, а денежные знаки других государств. Короче говоря, судьба бросила меня в подземелье, где помещалась самая крупная в мире фабрика фальшивых бумаг. Там не ограничивались изготовлением денежных знаков. Это был комбинат, фабриковавший, помимо ассигнаций и аккредитивов, ещё и всевозможные документы: паспорта, фирменные бланки, свидетельства, векселя, чековые книжки, сертификаты, залоговые квитанции, коносаменты. Кто передавал сюда заказы, куда уходила готовая продукция, было, разумеется, тайной, которую знал в подвале, может быть, только один человек. Что касается нас, исполнителей этих заказов, или, в частности, меня, то я в течение долгого времени не имел никакого представления о назначении этого подземного производства. Только случайно, увидев гравюру, сделанную Пророком, я отчасти догадался о том, что мы делаем.

В то время я работал в камере-мастерской, где нас было всего шесть человек, и, верите ли, меня тогда интересовало не то, что мы делаем, а совсем другое: хотелось понять, почему в мастерской нет и двух человек одной национальности?

Сначала мне казалось, что разноязычие в нашей небольшой мастерской объясняется случайностью. Могу вам сказать, что в мире едва ли найдётся народность, не имевшая своих несчастных представителей в этом подземном государстве. Но впоследствии я понял, что тут не было случайного стечения обстоятельств. Всё было продумано до тонкости.