Восстание махдистов в Судане

Во всех выступлениях махди звучит страстный призыв к борьбе с «турками». Он ясно сознает, что только непрекращающееся организованное сопротивление всего суданского населения может принести победу. Этот основной мотив, доминирующий над всем остальным содержанием его учения, мы можем найти и в любом приказе, касающемся какого-нибудь частного вопроса, и в «обращении к последователям» по случаю победы над врагом, и, наконец, в каждой проповеди, произнесенной в присутствии многотысячной аудитории. Для махди характерна полная непримиримость по отношению к врагам. Он призывает к вооруженной борьбе, избегая какого бы то ни было соглашения с Гордоном, ведущего к компромиссному миру. «Говорят, что турки могут исправиться под влиянием проповеди и молитв, но исправить их может только меч».[162] И, рисуя грандиозную картину завоеваний, махди призывает своих последователей прежде всего добиться окончательного освобождения Судана. «Он (пророк. — С. С.) сказал мне, что так, как я молился в мечети Эль-Обейда, я должен помолиться в мечетях Хартума, Бербера, Мекки, Иерусалима и Тегерана».[163]

Все, что напоминало владычество ненавистных турок, безжалостно искоренялось. Контракты, договорные свидетельства, списки должников египетских торговых фирм попросту сжигались. Все законы, изданные в прошлом иностранными властями, считались отмененными. Запрещалось даже курить табак, употреблять спиртные напитки,[164] носить одежду турецко-египетского покроя. «Братья! живите не так, как живут мои враги. Носите не ту [одежду], которую носят они. Если же вы не подчинитесь этому, тогда вы окажетесь такими же врагами, как и они».[165]

Дело дошло до того, что в специальных инструкциях вменялось в обязанность каждому в частной и официальной переписке избегать начертания букв турецких и египетских шрифтов. Египетская музыка, танцы и пение запрещались. Всячески пропагандировалась суровая, простая жизнь, соответствующая военному времени. Все подчинялось единственной цели — борьбе с «неверными». Смерть в бою — счастье. Павших ожидает вечное блаженство в раю, и выражение горя, в случае гибели близкого на поле боя, есть неуважение к закону аллаха. «Не разрешай женщине оплакивать покойного или следовать за ним на могилу».[166]

Возглавляя движение широких масс крестьян, кочевников и городской бедноты, махди проповедывал равенство. Бедный и богатый, слуга и хозяин, араб и нубиец равны между собой. Всех объединяют общая вера и общие цели в священной войне. Последователи махди, без различия национальной и племенной принадлежности, должны были называться общим именем «фуккара», бедняки, а в дальнейшем — «ас’яд», хозяева. Преемник махди халиф Абдаллах для своих подданных ввел новый термин «хабиб-аль-махди», или «сахиб-аль-махди», т. е. товарищ или последователь махди.[167] Это общее наименование должно было свидетельствовать о равенстве всех граждан махдистского государства. Широкое внедрение простой одежды особого покроя (джубба из грубой ткани, белые панталоны, сандалии) преследовало эти же цели. Жесткий закон, касающийся брачных отношений, проведенный в первый период деятельности махди, значительно облегчал положение наименее обеспеченных слоев населения.

Махди строго ограничил размеры выкупа, который не должен был превышать 10 талеров за девушку и 5 за вдову. Для свадебного пиршества не разрешалось резать больше одного барана. Также запрещались браки с малолетними девочками и производство евнухов, хотя во время египетского господства этот жуткий промысел в Судане процветал.

Много внимания уделялось организации внутреннего государственного порядка. Систематическое ограбление караванов создавало серьезную угрозу развитию торговли. В больших городах воровство стало обычным явлением. Вору отрубали правую руку, а при повторном преступлении — левую ногу.[168] Смертью наказывались фальшивомонетчики. Между членами различных племен часто вспыхивали ссоры и драки. С этим неизбежным злом махдистское законодательство повело непримиримую борьбу: убийца, как правило, приговаривался к смертной казни;[169] даже такое, казалось бы, незначительное преступление, как оскорбление словом или действием своего товарища, каралось беспощадно.[170]

Ресурсы страны были явно недостаточными. Все средства шли на военные нужды, и махди энергично проводил политику строжайшей экономии. Оклады государственных чиновников были снижены в сравнении с периодом иноземного господства. Судья получал около 40 талеров в месяц, мелкий служащий — 15–20 талеров. По мнению Орвальдера, этих денег едва хватало на существование. Женщинам запрещалось носить украшения. Неповиновение этому постановлению рассматривалось как нарушение религиозной обрядности и соответственно жестоко наказывалось.