Восстание ликанов

Люциан с умноженной осторожностью шел по лестнице. Он прижался к стене, стараясь держаться в тени, чтобы не быть замеченным дозорными со стен. Ни он, ни какой-либо другой ликан мог не ждать пощады, если будет пойман вне стен замка; ему повезет, если избежит судьбы быть пробитым на месте гарпуном, выпущенным из одного из осадных арбалетов сверху. Он знал, что каждый его шаг сопряжен с огромным риском.

Но никакая сила на земле не заставила бы его повернуть назад.

В отдалении завыл волк. Люциан замер. Он с трудом сглотнул. Рука потянулась к ножу на поясе. Если бы, как смертные, он поклонялся Распятому богу, он бы осенил себя крестом, но обитатели замка Корвинус давно, вместе со смертностью, утратили и веру.

Другие волки присоединились к вою. Древний зов напомнил ему, что Вестники Смерти - не единственная опасность, которой он подвергался. Если он будет здесь застигнут стаей голодных оборотней, он сомневался, что стража замка станет его спасать. Они скорее будут рады увидеть, как его разорвут на части.

К счастью, вой звучал так, словно исходил за много миль отсюда. Тем не менее, Люциан по-прежнему стоял на месте, едва дыша, пока тот, наконец, не затих. Только тогда он рискнул продолжить путь к старой башне. Избегая гнилых деревянных досок ветхой лестницы, он осторожно полез по скалистому утесу. Его руки и ноги находили опору в мельчайших трещинах, так что немногие смертные могли бы подражать ему. Падение не пугало, но он боялся, что в любой момент замковый страж заметит его подъём. Одежда липла к спине от холодного пота. Уши настороженно ждали грозного тревожного окрика.

Подъем длился всего несколько минут, но прошла будто вечность. Он подавил вздох облегчения, когда заметил, что до входа в башню осталось всего несколько ярдов. Гнилая дубовая дверь висела, приоткрытая, держась на одной лишь ржавой петле. И тут порыв ветра разогнал облака над головой. Лунный свет затопил выветренный участок скалы, лежащей между ним и дверью, открывая отличный обзор на него замковой страже. Сердце Люциана ушло в пятки. Он нетерпеливо огляделся, ища другой путь в башню, но его не было. Глаза искали облака в небе, но не видели ничего, кроме неумолимого яркого лунного блеска. Пальцы, цепляющиеся за мелкие щербины скалы, ныли, и он понял, что есть только два варианта. Он должен выйти из тени или повернуть назад.

"Никогда! - подумал он. - Не сейчас, когда я так близок!"

Собрав все свое мужество, он схватился за следующий выступ и пополз в свету так быстро, как никогда не смог бы человек. Если он будет быстр, то, может быть, ни один из часовых не заметит его. Серебристое лунное сияние казалось невозможно ярким. Во рту пересохло, как у трупа. Спеша, он упустил опору и соскользнул на несколько дюймов вниз по поверхности скалы, прежде чем схватился за торчащий каменный выступ. Мгновение он опасно висел в сотнях футов над бесплодной равниной, держась на скале только на паре пальцев, но быстро восстановил равновесие и вновь закарабкался вверх по склону обрыва, пока, наконец, не достиг гостеприимной черной тени под разрушенной аркой. Он тяжело прошел через кривую дверь в темные пределы разоренной башни. Только теперь, благополучно скрывшись из виду солдат, он перевел дух. Он шумно вздохнул.

"Я это сделал!"

Покои леди Сони находились на верхнем ярусе цитадели, недалеко от палат отца. Танис торопливо прошел по продуваемому сквозняками коридору и достиг толстой дубовой двери, защищающей уединение Сони. Поблекшие гобелены висели на стене коридора, пытаясь охранить от ночного холода. Декоративные доспехи стояли в молчаливом бдении. Навесные факелы потрескивали в ожидании рассвета.

Он нерешительно постучал в двери Сони, жалея, что Виктор не выбрал для этого поручения кого-нибудь другого. У нервничающего писца не было никаких иллюзий относительно мнения Сони о нем; он хорошо знал, что отчаянная дочь Виктора смотрела на него с презрением. Женщина-воин, как и ее покойная мать, она ценила силу и мужество, а не хитрость и ученость. Танис не хотел упасть еще ниже в ее глазах, беспокоя таким образом, тем более, что ей однажды суждено стать Старейшиной. Однако, нельзя перечить воле ее отца.

Его стук остался без ответа.

- Миледи?

Он подумывал о том, чтобы вернуться к Виктору с пустыми руками, но эта перспектива была малопривлекательна. Безжалостный Старейшина был известен вовсе не за свое терпение, когда дело доходило до приносителей плохих новостей. Даже будучи смертным военачальником, Виктор был печально известен за жестокое обхождение с теми, кто вызвал его недовольство; писец видел древние гравюры, где Виктор столовался в окружении повешенных и посаженных на кол узников.[11] Танис прижался ухом к двери, но не услышал никаких перемещений внутри. Повторный стук тоже ушел в пустоту.

- Леди Соня?