Восстание

Уэллс был знаком с Сашей всего несколько недель, но ярких воспоминаний об этом времени осталось столько, что на несколько лет бы хватило. Ему очень нравилось гулять с ней по деревне. Она не просто была дочерью лидера землян – она воплощала собой жизненную силу общины. Именно она первой вызвалась на разведку, собирать информацию о сотне, хоть это и было очень опасно. Она всегда первой протягивала руку помощи, подставляла плечо, высказывала непопулярное мнение слабой стороны. Она приносила пользу, ее жизнь высоко ценилась, ее любили. И ее больше не было.

Уэллс уронил раскатившиеся во все стороны дрова и побрел к двери, как лунатик. Он не заходил в эту хижину почти месяц, избегая, во-первых, воспоминаний, а во-вторых, общения с горюющими землянами. Но сейчас рядом никого не было, и открытая дверь притягивала его, как магнит.

Он обвел взглядом темноватую хижину. Стол, заваленный обломками электроприборов, маленькая кухонная зона, спальня Макса… и далеко, у задней стенки, Сашин уголок.

Ее кровать, ее стеганое одеяло, букет сухих цветов, рисунок птицы, приколотый к деревянной стене. Все осталось, как было.

– Не могу заставить себя ничего убрать, – послышался глубокий печальный голос за спиной Уэллса.

Обернувшись, Уэллс увидел, что в футе от него стоит Макс и смотрит непонятным взглядом. Бороду он тщательно расчесал и оделся в лучшую одежду, готовясь к официальным мероприятиям сегодняшнего праздника. Но сейчас он вовсе не походил на лидера землян и члена нового, объединенного Совета. Это был просто измученный человек, отец, чье горе еще совсем свежо.

– Она в пять лет нарисовала эту птичку. Как по мне, совсем неплохо для такого возраста. Да для любого, – он усмехнулся, – наверное, в старые времена она стала бы художницей.

– Она могла стать кем угодно, – тихо сказал Уэллс.

Макс кивнул и оперся на стену хижины, как будто что-то внутри него только что треснуло.

«Меня здесь быть не должно», – подумал Уэллс, но не успел он извиниться и уйти, как Макс зашел в хижину, жестом позвав его за собой.

– Я набросал речь для начала пира и, конечно, забыл ее здесь, – сказал лидер землян, копаясь на заваленном столе в поисках клочка бумаги с небрежно нацарапанными словами, – а там все уже рассаживаются. Если тоже хочешь сесть на хорошее место, давай быстрее.

– Я вообще не знаю, стоит ли туда идти, – Уэллс изучал носки собственных ботинок, чувствуя, что Макс смотрит на него.

– Уэллс, у тебя столько же прав сидеть за этим столом, сколько и у всех остальных, – Макс говорил тихо, но очень твердо. – Люди… наши люди… собрались вместе благодаря тебе. Они живы только благодаря тебе.

Уэллс в отчаянии посмотрел в уголок Саши. Макс проследил его взгляд.

– Она тоже там будет в каком-то смысле, – Макс немного смягчился. – Она всегда очень любила праздник урожая, – он положил руку Уэллсу на плечо, – она бы хотела, чтобы ты туда пошел.

Глаза жгло. Уэллс посмотрел вниз и кивнул. Макс на прощание сжал его плечо и ушел.

– Я буду сидеть во главе стола вместе с другими членами Совета, – сообщил он напоследок, – займу там и тебе местечко. Ты ведь не хочешь пропустить речь Беллами?

Подумав, как брат, новоиспеченный член Совета, произносит речь перед несколькими сотнями людей, Уэллс невольно улыбнулся. Молодые люди только недавно узнали о своем близком родстве – они оказались сводными братьями, – но их дружба крепла быстро. Взаимное уважение скоро переросло в настоящую любовь и привязанность.

Уэллс вышел из хижины следом за Максом, закрыв за собой дверь и посмотрев напоследок на маленькую птичку. С трудом верилось, что ее нарисовал ребенок. Маленькая Саша ухватила позу взлетающей птицы, сделав ее легкой и радостной… примерно так же выглядела она сама, когда ненадолго забывала об ответственности и позволяла себе побыть свободной. Он вдруг понял, как ему повезло знать ее с этой стороны. Слышать, как она вопит от восторга, прыгая в озеро с такой высоты, на которую Уэллс даже залезть бы не рискнул. Видеть, как яростные зеленые глаза наполняются нежностью после поцелуя. Небрежность Уэллса лишила их целой жизни, полной таких моментов, но ничто не лишит его воспоминаний, хранящихся глубоко в сердце.

Может быть, он и не имеет права праздновать сегодня – после всего, что он сделал, после всего, за что он ответственен, – но в его жизни было много такого, за что он благодарен.

Глава 3 Гласс

Тишина окутала их кровать словно дополнительным одеялом. Эта сторона лагеря опустела, когда все ушли готовиться к празднику урожая. Но Гласс провела весь день здесь, в маленькой хижине, притулившейся у края поляны, отвлекая Люка и все время отвлекаясь сама. Им так редко удавалось урвать немного времени и провести его вместе. С тех пор как ужасная рана на ноге Люка зажила, он все время был занят, еще сильнее, чем раньше. Уходя из хижины на рассвете, он возвращался уже после заката, совершенно вымотанный и хромающий. Сердце Гласс каждый раз переворачивалось при виде этой хромоты.