Восстань и убей первым

Скорцени был гигант. Просто человечище[205]. Он был явно исключительно сильным физически. На левой щеке у него красовался хорошо известный по фотографиям шрам, который достигал уха. На то ухо он был частично глух и попросил меня сесть справа от него. Он был хорошо одет.

Меня потрясли два момента. В ходе беседы он начал искать в своей записной книжке номер телефона, чтобы передать его мне. Неожиданно достал из кармана монокль и вставил в правую глазницу. И тогда, со своими гигантскими размерами, шрамом и агрессивным взглядом, стал выглядеть как настоящий нацист.

Второй инцидент произошел после нашей очередной встречи, когда мы обедали в ресторане неподалеку от его офиса. Неожиданно к нам подошел какой-то человек, громко щелкнул каблуками и приветствовал его по-немецки «Мой генерал». Скорцени сказал мне, что это был владелец ресторана и когда-то он занимал видный пост в нацистской иерархии.

Я не питал иллюзий по поводу его изначальных взглядов. Даже его жена не пыталась обелить его передо мной. Она подчеркнула только, что он не принимал участия в холокосте… На первой встрече разговор в основном касался политических вопросов, Второй мировой войны, холокоста, отношений Востока с Западом и ситуации на Ближнем Востоке.

Ахитув затронул вопрос о связи Скорцени с погромами Хрустальной ночи. Он достал список лиц, которые участвовали в нападениях на евреев, и передал его немцу. Скорцени был знаком с этим документом, хранившимся в Яд ва-Шем, поскольку на суде над военными преступниками, которого он сумел избежать, звучали обвинения в адрес этих людей.

Он указал на знак «Х» рядом со своей фамилией[206]. «Это доказательство того, что я в этом не участвовал», – сказал он, хотя «охотник за нацистами» Симон Визенталь интерпретировал знак как доказательство обратного. Скорцени пожаловался, что Визенталь охотился за ним и он не раз оказывался в ситуации, когда «опасался за свою жизнь». Ахитув решил не затягивать обсуждение этих вопросов и не стал спорить.

На каком-то этапе Скорцени устал говорить о войне. «Он остановил меня и спросил, в чем существо моего дела. Было ясно, что играть с ним в прятки бессмысленно. Я сказал, что являюсь сотрудником службы безопасности Израиля. (Скорцени) ответил, что не удивлен, что мы вышли на контакт с ним. В разное время он был связан с разными странами и с некоторыми из них сохранил превосходные отношения. Он был явно готов обменяться мнениями и с нами»[207].

«Обмен мнениями» явился тем деликатным способом, которым Скорцени намекал на свое согласие на полное и всеобъемлющее сотрудничество с Израилем. За помощь он потребовал плату. Хотел получить действующий австрийский паспорт на свое имя, правительственное постановление о пожизненном освобождении от судебного преследования, подписанное премьер-министром Эшколом, немедленное его исключение из списков нацистских преступников Визенталя, а также некоторое количество денег.

Условия, выдвинутые Скорцени, вызвали в «Моссаде» острые споры[208]. Ахитув и Эйтан видели в них «вынужденные ограничительные факторы и требования, обязательные для успеха операции». Другие старшие сотрудники спецслужбы утверждали, что «это попытка нацистского преступника обелить свое имя», и требовали нового взгляда на прошлое Скорцени. Проведенные новые расследования выявили дополнительные детали относительно его участия в Хрустальной ночи «в качестве руководителя одной из толп бандитов, которые жгли синагоги в Вене», а также свидетельства того, что «до последнего времени он активно поддерживал неонацистские организации».