Читаем Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском полностью

Дело благоустройства будет испорчено, если при основании его будет присутствовать та мысль, что верховная власть делает в нем какую-либо уступку из полноты своих прав. Ничего не может быть неразумнее и бедственнее такого представления дела, что верховная власть скупо и крепко держит в своей руке разные льготы и выпускает их неохотно, в виде уступки, так что народ как бы выигрывает именно настолько, насколько проигрывает власть. Такой взгляд на отношения власти к народу столько же нелеп, сколько и пагубен; он ставит власть и народ в от -ношения невозможные, противные природе вещей. А между тем именно такой взгляд присутствует при сочинении фальшивых конституционных комбинаций. И власть, и народ должны понимать, что никакая общественная льгота, никакое улучшение в правительственном аппарате не должны быть понимаемы как какая-либо уступка в ущерб власти и на пользу народа. Улучшение в правительственной системе не только не должно умалять, унижать или ослаблять верховную власть, но, напротив, должно укреплять и возвеличивать ее. Так должна быть понимаема всякая льгота, всякое расширение прав, даруемое обществу. Тем более при основании представительства не должно быть и тени мысли, что оно является в ущерб верховной власти или в качестве однородной силы, ее ограничивающей. Оно отнюдь не должно быть понимаемо как уступка верховной власти, отрывающей часть своих прав и своей силы, чтоб отдать ее жадному до власти обществу. Всякий подобный взгляд есть верх неразумия в теоретическом отношении; а в практическом он может повести только к пагубному и невозможному многовластию в одном и том же государстве. Везде главная сила исторического развития состояла в том, чтоб искоренять многовластие, в каком бы виде оно ни являлось, и величайшие жертвы приносились народами для утверждения единой власти. Возможно ли же при свете ясного политического сознания совершать такое антиисторическое, самоубийственное дело введением начала многовластия в видах политического благоустройства? Возможное ли дело - возобновлять под видом улучшения и прогресса старое зло, с которым в многообразных формах так тяжко боролась история? А коль скоро о многовластии не может и не должно быть речи, то и народное представительство в видах лучшего политического устройства отнюдь не должно иметь характер власти в собственном и теснейшем смысле этого слова. Как бы ни было организовано представительство, в нем не должно быть и тени мысли, что оно имеет власть издавать законы или что согласие его необходимо верховной власти для издания закона.

Всякий проект, как бы он ни был годен стать законом, может стать им единственно и вполне в силу акта верховной власти. Мнение представителей, хотя бы оно соединило в себе все голоса, должно оставаться не более как простым мнением, и сколько бы оно ни переходило испытаний, оно не должно приобретать ни малейшей юридической обязательности, не должно становиться ни полузаконом, ни четвертью закона, ни сотою долей его до решения верховной власти.

Что же отсюда выходит? Коль скоро представительство при своем основании будет совершенно чисто от всякой фальшивой примеси, коль скоро в нем не будет и тени притязания на власть, коль скоро его мнение ни в каком случае не может считаться обязательным, то каков бы ни вышел состав его, оно, во всяком случае, будет совершенно безвредно. Разом исчезают все опасения с какой бы то ни было стороны и не остается места для мнительной заботливости о том, чтобы придумать сколь можно более рациональные или безвредные формы для его устройства и деятельности. Коль скоро дело при своем основании будет чисто от всякого лживого притязания, то оно будет точно так же чисто и от чувства страха, а страх - плохой восприемник новорождаемого дела. Падают всякие поводы к спорам между разными системами избирательных прав или избирательного ценза, и дело, таким образом, обходится без всякого сочинительства, без сложных теоретических хитросплетений; оно начинается без всякой ломки, без всяких сборов и примкнет к простым и очевидным условиям, непосредственно данным. Улучшения в его организации будут впоследствии вырабатываться практикой, а не предпишутся бойким пером теоретика. Пока дело будет идти хорошо, никаких улучшений и не потребуется, потому что от добра добра не ищут; если же в нем окажется недостаток, то существенного вреда от этого не будет; к тому же вместе с недостатком окажется и способ к его устранению.

Перейти на страницу:

Все книги серии РУССКАЯ БИОГРАФИЧЕСКАЯ СЕРИЯ

Море житейское
Море житейское

В автобиографическую книгу выдающегося русского писателя Владимира Крупина включены рассказы и очерки о жизни с детства до наших дней. С мудростью и простотой писатель открывает свою жизнь до самых сокровенных глубин. В «воспоминательных» произведениях Крупина ощущаешь чувство великой общенародной беды, случившейся со страной исторической катастрофы. Писатель видит пропасть, на краю которой оказалось государство, и содрогается от стихии безнаказанного зла. Перед нами предстает панорама Руси терзаемой, обманутой, страдающей, разворачиваются картины всеобщего обнищания, озлобления и нравственной усталости. Свою миссию современного русского писателя Крупин видит в том, чтобы бороться «за воскрешение России, за ее место в мире, за чистоту и святость православия...»В оформлении использован портрет В. Крупина работы А. Алмазова

Владимир Николаевич Крупин

Современная русская и зарубежная проза
Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском
Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

В книге представлены воспоминания о жизни и борьбе выдающегося русского государственного деятеля графа Михаила Николаевича Муравьева-Виленского (1796-1866). Участник войн с Наполеоном, губернатор целого ряда губерний, человек, занимавший в одно время три министерских поста, и, наконец, твердый и решительный администратор, в 1863 году быстро подавивший сепаратистский мятеж на западных окраинах России, не допустив тем самым распространения крамолы в других частях империи и нейтрализовав возможную интервенцию западных стран в Россию под предлогом «помощи» мятежникам, - таков был Муравьев как человек государственный. Понятно, что ненависть русофобов всех времен и народов к графу Виленскому была и остается беспредельной. Его дела небезуспешно замазывались русофобами черной краской, к славному имени старательно приклеивался эпитет «Вешатель». Только теперь приходит определенное понимание той выдающейся роли, которую сыграл в истории России Михаил Муравьев. Кем же был он в реальной жизни, каков был его путь человека и государственного деятеля, его достижения и победы, его вклад в русское дело в западной части исторической России - обо всем этом пишут сподвижники и соратники Михаила Николаевича Муравьева.

Коллектив авторов -- Биографии и мемуары

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии