Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

тельное дело правительственных агентов и не считал, напротив, своим долгом всячески способствовать ее отправлению. Если чем особенно может похвалиться Англия, так именно тем, что там нет и понятия о таких интересах, которые исключительно принадлежали бы одному правительству и которых частные люди должны были бы чуждаться или стыдиться. В том-то и состоит характеристическая черта свободного общества, что оно не знает никакого антагонизма между собою и правительством, и в том же, с другой стороны, заключается главное условие силы правительства и успешности его действий. В Англии есть борьба партий, есть антагонизм между лицами; но бессмысленно было бы искать там антагонизма между правительством и обществом.

Но неужели полная солидарность между правительством и обществом есть нечто, исключительно принадлежащее Англии, ее учреждениям и форме ее политического быта? Неужели ни при каких иных условиях невозможен такой же результат, и не нелепо ли думать, что одна Англия может иметь эту привилегию и что только история этого острова могла выработать такое нормальное состояние общества и уберечь его от эпидемической язвы, свирепствующей в новейшее время в прочих европейских странах? Было бы странно так думать. Нет, причина этой язвы заключается не в естественных условиях той или другой страны, подверженной этому злу, а напротив, в уклонении от этих условий. Зло это главным образом является последствием перерыва в естественном ходе исторического развития; оно является последствием той смуты, которая возникает и в учреждениях страны, и в умах людей, в ней живущих, от искусственных комбинаций, от заимствованных понятий и воззрений.

Мы заметили, что искусственные конституции везде усиливали это зло; и если Европа не желает Польше зла, то она не должна навязывать ей никакой подобной комбинации. Европа должна удовольствоваться для Польши представительством, основанным без всякого фальшивого притязания на власть и с единственною целью служить ей пособием. Такое представительство может принести власти действительно незаменимое пособие, приводя ее в непосредственное соприкосновение с обществом и раскрывая перед ней мнения и настроения его в верном и серьезном их выражении, а не в случайных отзывах, не в праздномысленной распущенности. С другой стороны, общество, призванное в лице своих представителей для пособия и поддержки власти и посвящаемое правильным образом в дела, проникнется здравым политическим духом и станет бдительно на страже всех интересов, с которыми неразрывно связаны интересы всех и каждого. Не в том ли состоит вся задача политического благоустройства, чтобы правительство и общество были согласны между собою в побуждениях и целях, чтобы между ними не было никаких недоразумений, чтоб они знали друг друга в лицо и чтобы на всех путях могли они действовать совокупно и солидарно?

Характер представительства определяется при его основании. Если оно в своем начале будет ложно понято, то эта ложь испортит все его значение и ляжет проклятием на его судьбу. Оно отнюдь не должно быть замышляемо с характером власти, ограничивающей или уравновешивающей верховную власть. Оно не должно иметь ни тени подобного притязания. Малейшая капля яда отравит все смешение. Малейший намек на возможность подобного притязания с самого начала поставит представителей в фальшивые отношения и к верховной власти, и ко всему народу, и, наконец, к тем интересам, которым оно должно послужить. Фальшивый намек не останется без последствий; он скажется во всем; он бессознательно примешается к каждой мысли, к каждому слову, к каждому действию; он будет тайным источником всяких недоразумений; он расплодится во множестве сорных и зловредных трав и будет все более и более плодиться, пока не будет вырван и последний корешок фальши, затаившийся в основании дела.