Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

Итак, все затруднения польского вопроса заключаются единственно в тех притязаниях, которые не может допустить Россия, с которыми не может вступать в сделку ни один русский человек. Этих притязаний нельзя допустить ни в каком виде, ни в какой степени. Все, что может питать и поддерживать их, есть, очевидно, большая или меньшая степень одного и того же зла. Таких притязаний Россия не может допустить ни внутри, ни вне своих пределов. На такие притязания извне она должна отвечать развитием всей своей оборонительной силы; на такие притязания внутри она должна отвечать энергическим развитием своих внутренних сил. Но если бы мы почему-либо оказались неспособными подавить это зло, то, конечно, лучше желать, чтоб оно действовало на нас извне, чем внутри нашего государственного состава. Зло извне, действительно, менее опасно, чем зло внутри. Если мы положительно считаем себя неспособными уладить дело с Польшею так, чтоб она не могла иметь враждебных против Русского государства притязаний, то русским людям, конечно, не остается желать ничего иного, как полного отделения ее, хотя бы то было сопряжено с ущербом государственному достоинству и силе России. Из двух зол надобно выбирать меньшее. Но не грустно ли подумать, что Россия должна торжественно заявить свою неспособность уладить правильным образом возникшее внутри ее затруднение именно в ту пору, когда она чувствует себя обновленною и когда она более чем когда-либо становится достойною своего всемирного положения? Россия держала Польшу в ту пору, когда ее общественные силы были бездейственны; должна ли Россия признать себя несостоятельною в ту пору, когда ее общественные силы призываются к деятельности, должна ли Россия признать себя несостоятельною именно теперь, когда она вступает в новый период своего существования, - теперь, когда, наконец, должно постепенно раскрыться все разнообразие элементов, содержимых и ограждаемых Русским государством, и этот таинственный незнакомец, народ русский, доселе безмолвный и невидимый, должен заговорить и явить себя миру? Почему же Россия не в состоянии держать Польшу именно теперь, когда падают и последние основания для укоров, которые со всех сторон на нас сыплются и которыми мы сами так беспощадно бичуем себя?

Европа вступается за Польшу. Право Европы на вмешательство во внутренние отношения России к польскому краю очень сомнительно; но, к сожалению, мы допустили его. Чего же Европа может если не требовать, то желать относительно соединения Польши с Россией? Европа может желать, чтобы Польша была управляема хорошо; но она ни в каком случае не может требовать, чтобы Россия давала этой части своих владений такое положение, которое обратилось бы в ущерб целому. Европа ни в каком случае не может требовать от России, чтоб она воспитывала и поддерживала, укрепляла и развивала те притязания польских магнатов или польской шляхты, которые явно клонятся к гибели России. За отсечением этих притязаний, которых Россия не может допустить ни под каким видом, ни в какой степени, остаются лишь такие желания и потребности, которые могут только вести к полному политическому слиянию Польши с Россией, как того требует точный смысл Венского трактата, постановившего, чтобы Польша была неразрывно связана с Россией своим государственным устройством. Все те общественные интересы и нужды, которые обеспечиваются и удовлетворяются государством, все собственно политическое должно быть для Польши и России совершенно одинаково. Только при этом условии исчезает напряженность отношений между двумя народностями, только при этом условии Польша может оставаться в соединении с Россией; только таким образом исполняется требование Венского трактата и окончательно упраздняется вмешательство Европы в польские дела, потому что при этом условии польские дела становятся окончательно внутренними делами Русского государства.

Но, возразят нам державы, неохотно расставаясь с предлогом к вмешательству, - Польша отдана России на некоторых условиях, обеспечивающих благоуправление этого края; Европа не желала бы, чтобы страна, которую она укрепила за Россией, была управляема дурно, чтобы личность и собственность не были ограждены в ней надлежащим образом и чтоб общественные интересы в ней не могли заявлять себя правильным образом. Наконец, в трактате упомянуто о народном представительстве.