Особое внимание уделяли русские национальные журналисты опровержению польской демагогии об освободительном характере своей борьбы. В Западном крае помещичий характер мятежа был наиболее очевиден. Еще перед отменой крепостного права именно польское дворянство Литвы и Белоруссии занимало наиболее непримиримые позиции в крестьянском вопросе. В условиях получения крестьянами, пусть даже и за выкуп, части шляхетских земель, а также при распространении на западный край всесословных учреждений, местное польское привилегированное меньшинство теряло экономическую власть в крае. Политической же власти оно не имело уже со времен падения Речи Посполитой. В этих условиях польское дворянство могло только силой оружия, воссоздав Польшу, сохранить свое прежнее господство в крае.
Об отношении польского дворянства к крестьянскому самоуправлению, что было одним из этапов крестьянской реформы, напомнил известный историк и этнограф, видный славянофил А. Ф. Гильфердинг. Он привел адрес польского дворянства западного края от 24 мар -та 1860 года на Высочайшее имя: «...Мы с трудом можем вообразить нынешнее крепостное народонаселение России, распределенное на десять тысяч каких-то республик, с избранным от сохи начальством (выд. А. Ф. Гильфердингом. - А. Л.), которое вступает в отправление должностей по воле народа, не нуждаясь ни в чьем утверждении... Мы опасаемся, что... устранение консервативного элемента частной собственности и соединенного с нею умственного развития введет в русскую жизнь такой крайний демократический принцип, который несовместим с сильной правительственною властью»7- Реформа 1861 г. в западных губерниях саботировалась польским дворянством. В Литве и Белоруссии сохранялся оброк и все другие повинности, все мировые посредники были из числа местных помещиков. Гильфердинг с полным основанием уподобил польский мятеж восстанию американского рабовладельческого юга, проходившего в это же время в США.
Однако все же главным для консервативной прессы были не исторические изыски, а актуальные проблемы. В частности, Катков обращал внимание на пассивность Великого князя Константина Николаевича в условиях восстания. Весной 1863 г. Михаил Никифорович прямо обвинил брата царя в измене! Это было неслыханной дерзостью - никто до этого не мог обвинять в чем-либо подобном особу императорской фамилии! Однако двусмысленная политика Наместника в Польше действительно только провоцировала мятеж, и в этих условиях Катков не побоялся выступить против брата императора, прекрасно осознавая, что сам в любой момент может угодить под арест. Всего лишь за несколько месяцев до того был арестован Н. Г. Чернышевский. Хотя его обвинили в изготовлении революционных прокламаций, поводом для ареста редактора «Современника» послужили пропущенные цензурой его статьи. Катков вполне мог отправиться в Сибирь вслед за Чернышевским. Однако Михаил Никифорович сумел свести свою кампанию против Великого князя в рамки кампании верноподданнейших адресов, посланий и воззваний. И в итоге ему удалось добиться успеха - Наместник уехал за границу «на лечение», командующим же в Северо - Западном крае с диктаторскими полномочиями Катков предложил назначить М. Н. Муравьева, учитывая, решимость, волю этого деятеля и знание им края.
Призыв Каткова был услышан - император Александр II, лично Муравьева недолюбливавший, вынужден был под напором общественного мнения назначить Михаила Николаевича Наместником Северо-Западного края, включающего в себя 7 губерний (Могилевскую, Витебскую, Минскую, Виленскую, Ковенскую, Августовскую, Гродненскую). В момент назначения Муравьева восстание было на подъеме, отношения с западными державами - обострены до предела. Не случайно императрица Мария Александровна сказала Михаилу Николаевичу при отъезде в Вильну: «Хотя бы Литву, по крайней мере, мы могли бы сохранить»8. Собственно Польшу в Петербурге считали уже потерянной. Однако Муравьев оказался на высоте положения.