Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

С того времени мы видались почти каждый день до отъезда Муравьева в Вильну. Убийства из-за угла поляками-изуверами русских чиновников подали повод принятию мер для безопасности проезда Муравьева без всякого с его стороны в этом участия. Я приказал ко дню отъезда Муравьева приготовить вагон, в котором обыкновенно инспектировал дорогу, и распустил слух, что проеду по дороге до его выезда. По прибытии Муравьева на станцию жел<езной> дороги я посадил его в этот вагон и приказал жандармским офицерам провожать его каждому по своей дистанции и, не спуская с него глаз, оберегать от всякой опасности. Я не мог сам проводить Муравьева, так как он выехал 14 мая, а на другой день я должен был присутствовать на общем собрании акционеров главного общества жел<езной> дороги по должности главного инспектора и в качестве представителя правительственных акций. Муравьев по болезни не мог ездить в вагонах иначе, как сидя на особого рода качалке, которая и была прикреплена на скамейке вагона.

16 мая, накануне моего отъезда в Вильну, я провел вечер у П. В. Муравьевой, которая только через <некоторое время> собиралась переехать к мужу в Вильну. Все время сидел с нами Н. Н. Муравьев-Карский. Вследствие вышеупомянутых нот великих держав ожидали войны. А потому было предложено сформировать две армии, командование которыми поручить графу Лидерсу и Н. Н. Муравьеву. С этой целью они оба были вызваны в Петербург. Последний, после того как я простился с П. В. Муравьевой, провожал меня до передней, что меня весьма удивило, так как подобная вежливость не была в его обычае.

Перед самой передней он мне сказал, чтобы я передал его брату, что он по-прежнему сидит у моря и ждет погоды и не знает, когда и чем кончится его пребывание в Петербурге. К этому он прибавил, что, зная своего брата, он уверен, что последний будет бравировать опасностями, а потому просил меня посоветовать ему быть осторожнее, потому что если какой-нибудь изувер-поляк его убьет, то Россия много проиграет в польском деле. Я отвечал, что вполне разделяю его мнение, однако же, несмотря на хорошие мои отношения к М. Н. Муравьеву, не позволю себе давать ему совета, как вести себя с поляками. На это Н. Н. Муравьев возразил:

- Передайте ему этот совет от старшего брата.

Идя по Вильне из гостиницы, в которой я остановился, в занимаемый М. Н. Муравьевым генерал-губернаторский дом, я заметил в городе чрезвычайную перемену. Месяца за два виленские обыватели имели мрачный вид. Встречавшиеся со мной, в особенности женщины и духовные лица, не давали прохода по тротуару, бросали презрительные взгляды и толкали меня. Теперь же лица сделались веселее, все, и в особенности духовные лица, давали мне свободный проход, даже сходили с тротуара и низко мне кланялись.

Муравьев приехал в Вильну 16-го мая, только за два дня до меня, и не мог успеть показать свою энергию. Но имя его было страшно полякам еще со времен восстания 1831 года, и им памятны были его энергичные действия, когда он был гродненским губернатором.

Назначение его главным начальником Северо-Западного края показало полякам, что русское правительство не будет более оказывать снисхождение мятежникам, и многие из них отрезвились. В приемной зале Муравьева я застал более двадцати поляков, в разных мундирах, с прошениями и докладными записками в руках, его адъютанта и молодого гражданского чиновника. Муравьев выслал мне сказать, что он меня примет после выхода поляков. Войдя, он после обычного поклона подходил к каждому из поляков и по их прошениям давал немедленные решения, а некоторые из прошений передавал адъютанту, обещая их подробно рассмотреть.

По выходе поляков он позвал меня в свой кабинет, где я ему немедля передал совет брата его быть осторожнее, присовокупив со своей стороны, что я сам только что был свидетелем его неосторожности в обращении с поляками. Он отвечал мне:

- Брат мой большой чудак. Неужели он и вы хотите, чтобы я прятался от поляков и тем самым выказывал им свою боязнь? Но это и невозможно для начальника края: какое право имеет он не выслушивать просьбы обывателя? Впрочем, пусть брат будет покоен на мой счет: если в первые два дня моего здесь пребывания не нашлось изувера, чтобы убить меня, то его не найдется и впоследствии.

Мы занялись немедля рассмотрением разных мер, необходимых для упрочения безопасности движения по С.-Петербургской жел<езной> дороге. Между прочими мерами предполагалось вырубить леса по обе стороны дороги по ширине в 150 саж<ень> с тем, чтобы затруднить мелким мятежническим шайкам повреждение дорожного пути.