Воспоминания современников о Михаиле Муравьеве, графе Виленском

Во дворце собрались уже все наши приезжие. Рядом с приемной залой была другая, где устроилась походная канцелярия. Стены этой комнаты были пусты; посредине стояли два огромных стола, вокруг которых уже расположились чиновники с бумагами; тут же стояли две железные кровати, на полу валялись чемоданы, словом, все было по походному; посторонние сюда не приходили, а состоящие при генерал-губернаторе знакомились здесь между собою. Через час времени возвратился генерал-губернатор и в залах все заколыхалось и пронесся гул. Наконец он появился из внутренних комнат и все стихло. Он ласково приветствовал военных и гвардию, собравшихся в большой гостиной рядом с залою, и передал им благодарность Государя. Пройдя в зал и обратясь к гражданским чинам, из коих большая часть были поляки, он строго напомнил им их обязанности, высказал свой взгляд на управление и требовал, чтобы все лица, несогласные с его взглядом на дело, немедленно выходили в отставку. Желающих, без сомнения, не оказалось. Римско-католическое духовенство на этот раз было оставлено без всякого внимания; дворянство недоверчиво его слушало, как бы выражая сомнение в успехе его дела; еврейское общество являло неописанную радость, что было слишком неестественно.

Общее впечатление, произведенное генерал-губернатором, было самое сильное. Все увидели пред собой человека твердого и проницательного; тут уже не приходилось шутить и надо было переходить в тот или другой лагерь; но все еще ждали за словами действий, и они не заставили себя долго ждать.

По уходе представлявшихся посетил генерал-губернатора высокопреосвященный Иосиф, митрополит литовский, остававшийся в особой комнате около получасу; вслед за отъездом его принято было в особой аудиенции высшее православное духовенство. Генерал-губернатор много говорил о значении его в этом крае, ободрил его и обещал во всем содействие и ограждение, требуя в свою очередь усиленной деятельности и полного самоотвержения. Затем все утро прошло в приемах разных высших лиц, в ознакомлении с ними. Аудиенции продолжались до 5-ти часов. Вечером канцелярия работала до 2-х час. ночи, а в городе говорили о новом генерал-губернаторе.

На следующий день было принято Михаилом Николаевичем римско-католическое духовенство, во главе которого стоял виленский епископ Красинский, отличавшийся особенным нерасположением к правительству и полным сочувствием к мятежу. Епископ чрезвычайно много говорил, смеялся над мятежом и называл усмирение его охотой за повстанцами. Генерал-губернатор строго ему заметил неточность его выражений и объяснил ему необходимость, чтобы римско-католическое духовенство, пользующееся таким огромным влиянием в крае, подало пример преданности законному правительству и чтобы он, стоящий во главе духовенства, принял чрезвычайные меры к удержанию его от мятежа и к увещанию римско-католической паствы своей. На это епископ улыбнулся и высказал, что он не может унять неудовольствий, охвативших край, но что подчиненное ему духовенство вполне благонадежно; тогда генерал-губернатор нашелся вынужденным представить ему несколько случаев, совершенно несогласных с этим заявлением, и напомнить, что политические тюрьмы не напрасно наполнены ксендзами.

-Я не могу ручаться ни за чьи убеждения, - возражал епископ.

- Но вы должны отвечать за ваших подчиненных.

При этом генерал-губернатор указал на прелата Бовкевича, которого он знал еще 30 лет тому назад в Гродне, и высказал свое убеждение в том, что есть люди, не принимавшие, подобно ему, участия в мятеже, но что, конечно, таких между р.-к. духовными можно пересчитать. Римско-католическое духовенство вышло от генерал-губернатора с твердым намерением упорствовать; но слова нового начальника произвели уже свое действие на умы некоторых из второстепенных представителей этого сословия.

Несколько первых дней прошли в лихорадочной деятельности. В это время неутомимо занимался генерал Лашкарев, докладывавший все поступавшие бумаги в качестве главного правителя дел (он занял во дворце большую комнату близ залы, о которой я упоминал). Генерал Соболевский писал инструкции для устройства сельских караулов, вооруженной стражи режицких старообрядцев, ездил беспрестанно в Динабург. Кавалергардского полка ротмистр кн. Шаховской принял в свое ведение тайную полицию, обыски, город вообще. Аудитор Неелов рассматривал залежавшиеся без конфирмаций следственные и военно-судные дела; в канцелярии уже не было места, нас было до 12-ти чиновников, прибавили еще писарей - все тут занимались. Наконец через несколько дней сделано было нам распределение: в особой канцелярии оставили двух только чиновников, остальных же отправили в общую (постоянную) канцелярию, а меня с тремя какими-то господами в политическое отделение, под начальство полковника Павлова, ехавшего со мной по железной дороге.

Я стал по порядку перечитывать все дела отделения с 1861 г. Каждое почти дело раскрывало передо мной новый мир. Польская интрига