Маркс очень охотно слушал прекрасную курортную капеллу под управлением Лабицкого, а серьезные политические разговоры и обсуждение партийных дел он сокращал до минимума, перенося их на время корот
* Современное название: Даловице. Ред.
** Современное название: Дуб. Ред.
193
ких утренних прогулок с моим отцом или другими знакомыми мужчинами. Среди последних находился один польский революционер, граф Платер, который был так поглощен своими идеями, что ему явно трудно было включиться в легкий разговор, как этого хотелось Марксу, когда он находился в более широком кругу или в приятном обществе дам. Граф был приземист, черноволос и несколько неуклюж. Художник Отто Книлле (автор картин на исторические сюжеты), друг моего отца, говорил, что если кто-нибудь спросил бы, который из двух граф, Маркс или Платер, то, без сомнения, был бы назван первый из них. С Книлле Маркс охотно и часто говорил об искусстве. Так текли дни, полные разнообразия и радостного оживления.
Но совершенно внезапно в последние дни, после одной более длительной прогулки, которую предприняли Маркс и мой отец, между ними произошел разрыв отношений, которые никогда больше не восстановились. Мой отец говорил об этом только намеками. По-видимому, он пытался убедить Маркса воздержаться от всякой политической пропаганды и прежде всего заняться третьим томом "Капитала". Мой отец считал, что не только бесполезно растрачивается ценное время, но и что Маркс не обладает организаторским талантом. "Маркс опередил свое время на целое столетие, - часто говорил позднее мой отец, - а для успехов сегодняшнего дня больше всего пригодны те люди, которые не поднимаются выше уровня своего времени; дальнозоркие не замечают близлежащих вещей, ясно видимых близорукими".
Быть может, мой отец проявил тогда чрезмерное рвение, оказался до некоторой степени "злым Венце-лем", и этого вмешательства более молодого друга Маркс не мог стерпеть; возможно, что это показалось ему посягательством на его свободу. В результате прекратилась и переписка. Тусси, правда, писала время от времени, писала ли Женни, я не знаю. Тусси всегда передавала приветы от своего отца, который посылал также книги моей матери на память о прежних беседах: рюккертовский перевод "Макамы Харири", произведения Шамиссо, "Крошку Цахеса" Э. Т. А. Гофмана, сатира которого, облеченная в сказочную форму, очень забавляла Маркса. Сам он никогда больше не писал.
194
Он, вероятно, не хотел оскорбить моего отца, игнорируя его, но все же не мог зыбыть того, что произошло.
Мой отец никогда не мог преодолеть боль от разрыва с другом, которого он по-прежнему глубоко уважал, но он ни разу не попытался вновь сблизиться с Марксом, так как не мог отказаться от того, в чем был убежден. После смерти Маркса моя мать изредка получала известия только от Тусси. Она вернула матери потертый бумажник с восьмилистниками в память о той радости, которую она доставила этим ее отцу. А также и резной ларец для писем, на внутренней крышке которого прикрепила прелестную вышивку: на красном фоне, революционный цвет, была помещена фотография Маркса, окруженная лавровым венком, в который были вплетены его инициалы.
Потом моя мать больше ничего не слышала и о Тусси, так как она рассматривала ее любовь к Эвелингу как несчастье для нее, что, к сожалению, и оправдалось.
Об отношениях моих родителей к Марксу, которые были им столь дороги, что они всегда о них очень подробно и с любовью вспоминали, можно сказать словами Шиллера:
"Время безудержно мчит. - Оно к постоянству стремится.
Будь постоянен, и ты в цепи его закуешь*".
Впервые опубликовано на русском языке с сокращениями в книге: Воспоминания о Марксе и Энгельсе. М., 1956 и на языке оригинала в книге: Mohr und General. Berlin, 1970
Печатается по рукописи Перевод с немецкого
* Ф. Шиллер. "Неизменное". Ред.
АНСЕЛЬМО ЛОРЕНЦО
Из книги "Борющийся пролетариат" 461
С большим удивлением я узнал, что меня избрали делегатом на Лондонскую конференцию 462.
После обеда перед вечерним заседанием Валенсийской конференции463 делегаты собрались в Рабочем центре. К нам подошли несколько товарищей, с которыми мы сели за стол. С одним из них я имел неосторожность вступить в скучный, нескончаемый разговор и долго не мог отвязаться от этого собеседника. Наконец, он пригласил меня пройтись, а потом оставил на улице одного, полагая, что я без труда найду дорогу в Центр, находившийся поблизости. Я сбился с дороги и бродил по улицам, пока не решился обратиться к прохожему, хотя из осторожности хотел бы этого избежать. Когда я явился на конференцию, заседание уже подходило к концу, и товарищи сообщили мне, что я избран делегатом на Лондонскую конференцию и должен завтра же выехать поездом.
Я согласился с большим волнением и отправился в Мадрид, где должен был сесть на парижский экспресс, чтобы прибыть в Лондон в назначенный день.