разбойник полагает, что почти каждому неимущему позволено решать, не будет ли лучше, если чужое добро перейдет к нему, потому что ему не по нраву, как распоряжается этим добром его истинный владелец, - в этом случае кулачное право одержало бы верх. И, наконец, самое забавное. То, что я получил мое золото назад в целости и сохранности, конечно, очень приятно. Но то, что музыка может оказать такое же воздействие, как "допрос с пристрастием", - это уж абсурд. Насколько светлее стало бы будущее, если закоренелого грешника побуждал бы к раскаянию не суровый инквизитор, а звуки скрипки! Но если нынче взрослый мужчина, словно хнычущее дитя, пугается упреков умершей матери, ему не поверит ни один здравомыслящий человек. Сам я еще не слышал этого Орфея, творящего чудеса, поскольку лишь несколько недель назад вернулся в Толедо после долгого отсутствия. А что если мы завершили бы это удивительное утро концертом? Я слышал, что этот музыкант не скупится на исполнение. Мне кажется, что раскаявшийся вор, который более послушен музыке, нежели правосудию, мог бы еще кое в чем признаться. Может, он принадлежит к шайке разбойников и больше боится ее предательства или зависти, чем умершей матери. Я пошлю за этим чудо-скрипачом мои носилки, чтобы его доставили сюда. Если бы мы с моим другом не отослали их тогда домой, никакого нападения не было бы. Ну и этих драматических событий тоже. Я надеюсь, суд примет мое предложение.
Судья согласился, каменотес же совсем не прислушивался к насмешливым речам юного вельможи.
Вскоре музыкант уже входил в зал суда.
- Что вам надо от меня? - спросил он строго. - Посыльный сказал, что мое искусство должно заставить раскаяться преступника и еще раз послужить правосудию?
С глубоким почтением приблизился судья к человеку, который пользовался всеобщим уважением и восхищением.
- Нам известна твоя доброта, благодаря которой ты радуешь своим искусством и бедного и богатого. Именно оно развязало язык преступника, и он добровольно вернул украденные сокровища, хотя до этого оставался глух и к угрозам, и к увещеваниям. Этот высо
187
кородный господин считает, что тот не во всем признался. Мы просим тебя еще раз обратиться к заблудшему своей чудесной музыкой, прежде чем вынесем приговор и накажем его.
Сверкающий взгляд музыканта был устремлен на раскаявшегося. Нежные, проникновенные звуки, полные смиренного величия и задушевной красоты, обращаясь к каждому, мощно переливались и, нарастая с победной силой, возносились к высоким сводам зала.
Самонадеянное превосходство молодого графа было посрамлено, взволнованно внимали звукам и судья, и народ. То пел голос, перед которым меркла ничтожность всего земного, а зал суда превращался в святилище.
Когда скрипка умолкла, воцарилось гробовое молчание. И тогда граф поспешил к тому, кого в насмешку назвал чудодеем. В глубоком поклоне склонился он перед ним и, потрясенный, пожал ему руку.
- Да, ты творишь чудеса! - воскликнул он. - Я был слеп - ты открыл мне глаза, я был глух - теперь я слышу, я насмехался над этим человеком - сейчас я понимаю его. Деньги, которые он взял незаконно, но по истинному убеждению, эти деньги я дарю ему, пусть принесут они удачу, ведь до сих пор они были в дурных руках. Мне же голос твоего гения, который словно из заоблачных высот говорил со мной, указал новый путь, никогда мне не забыть его, и я навечно твой должник.
И тогда судья произнес:
- Сначала мы освободили обвиняемого, потому что не смогли доказать его вину. Теперь он признался, но мы все же не в силах осудить его. Мы уверены, он не замышлял ничего дурного, а потерпевший не страдал бы от потери. Однако недостойными средствами благие дела не делаются. Должны ли мы его наказать? Сам потерпевший прощает и одаривает его. Безысходность и нищета ожесточили его сердце. Мрачными и одинокими были его детство и юность. Мы только что увидели, какими лучами озаряет искусство нашу жизнь, наши мысли и чувства. Может, и ему предназначено стать художником, и если даже он не в состоянии обращаться к людским сердцам через звуки музыки, то как скульптор сумеет заставить заговорить камень, который переживет его. Священное писание учит нас радоваться
188
вместе с отпускающим грехи отцом, когда блудный сын возвращается с покаянием. Он прощен, он свободен!
Искупившему свой грех не в чем было больше признаваться. Словно во сне, озирался он вокруг, присутствующие обступили и поздравляли его. Да, это было событие, которое никогда еще не происходило, да и вряд ли произойдет когда-нибудь. Здесь вмешалась некая высшая сила, придав благородство деяниям и мыслям людей.
Теперь все обратились к музыканту, каждому хотелось лично поблагодарить его, но тот исчез.