Маркс был очень далек от того, чтобы порицать чьи-либо взгляды, он умел ценить самобытность каждого. Так, он весьма охотно беседовал с драгунским лейтенантом Жиньёлем из Брухзаля, находившимся в то время в ганноверской школе верховой езды. Это был француз по происхождению, как видно по его фамилии, женатый на француженке, но при этом влюбленный в свое дело немецкий офицер, особо отличившийся в войне 1870 г. Будучи разведчиком, он, используя свой родной французский язык, оказал весьма ценные услуги, находясь в переодетом виде в гуще вражеских войск. Однажды он избежал ареста и спасся лишь прыгнув в Луару и переплыв на другой берег. Он и его жена были первыми, кто оставил после Женни записи в confession book, оба по-французски.
Доказательством психологической проницательности Маркса может служить оценка им будущего министра Майбаха, которого, я полагаю, он видел всего один раз. Майбах был в то время председателем правления государственных железных дорог в Ганновере. Это был серьезный, разносторонне образованный человек, весьма приятный в обращении. Они очень хорошо побеседовали друг с другом. Позднее Маркс сказал о нем: "Это то самое тесто, из которого выпекают министров". Во всяком случае, они не говорили о политике, потому что социалистические идеи были для Май-бахов чем-то настолько ужасным, что они тотчас же порвали с нами всякие отношения, когда услышали, что мой отец посетил социалистический конгресс в Гааге78. Это произошло исключительно потому, что отец хотел встретиться там с Марксом и познакомиться с г-жой Маркс и Лафаргами - жертва с его стороны, учитывая его уже упомянутую антипатию к таким мероприятиям. "Нам очень жаль, -как выразились Майбахи, но это зашло слишком далеко". Они, видимо, думали, что там собралась шайка преступников и государственных изменников, которые строят планы, как бы опутать мечтателей и с помощью громких фраз направить их на дурной путь.
Женни, конечно, были хорошо известны все произведения ее любимого отца, она писала сама, о чем уже говорилось, статьи под псевдонимом "Дж. Вильяме", как я полагаю, в основном во французские газеты. Когда однажды после семейного обеда Маркс, Женни и мои родители сидели вместе и беседовали, моя мать
173
высказала сожаление, что не знает ни одного труда Маркса, и спросила моего отца, не следует ли ей хотя бы попробовать понять хоть что-нибудь из них. Маркс возразил, что, по его мнению, она обладает природным социальным чутьем. В этот момент из расположенной по соседству столовой раздался грохот, сопровождавшийся криком. Мать поспешила туда и, так как были задвинуты только портьеры, оставшиеся услышали, как она испуганно спросила: "вам больно?" Последовал невнятный со всхлипами ответ, затем опять успокаивающие слова и призыв: "Успокойтесь же. Кажется, что вы сейчас упадете в обморок. Сядьте, я дам вам бокал вина". Потом дверь закрыли. Через некоторое время моя мать вернулась и сказала: "Луиза споткнулась о порог и упала с большим подносом, полным хрусталя, который раскололся на мелкие кусочки. Она могла бы поранить себя! Но, слава богу, она отделалась только переживаниями, что нанесла нам убыток". Женни обняла мою мать и сказала: "И ты не думаешь об этом убытке?" "Нет, почему же, - ответила та, - там были и красивые невосполнимые вещи, но человек мне дороже вещей". "Если бы каждый думал так и в большом и в малом, - сказал Маркс, - то мы достигли бы того, к чему стремимся. Это было действительно убедительное доказательство только что высказанного мной предположения. Наша госпожа графиня может заполнить свое время более веселыми и поэтическими вещами, чем занятия политической экономией".
В течение этого времени к Марксу часто приходили его друзья по партии, среди них г-н Дицген, изящный, спокойный человек, на которого Маркс и Женни возлагали большие надежды. Им особенно нравилась его уравновешенность в соединении с большой работоспособностью и энергией. Они называли его шутливо "das Dietzchen", потому что суффиксы "chen" и "lein" среднего рода.
Когда однажды один из этих посетителей вел себя, как не терпящий возражений самодержец, Маркс сказал после его ухода: "Когда слушаешь такого человека, то приходится удивляться, что монархи при их воспитании и окружении не хуже, чем они есть в действительности".
174
Как-то речь зашла о несчастном, постыдно брошенном Наполеоном III мексиканском императоре Максимилиане 458. "Он должен был быть умнее и тотчас же уйти, подобно Готлибу в Испании, когда увидел, что большая часть народа его не хочет", - заметил Маркс. Он подразумевал принца Амадео Савойского, имя которого шутя переводил на немецкий язык; принц отрекся от испанского трона, когда встретил революционное сопротивление, и будто бы заявил при этом, что людям совершенно незачем восставать - он не собирается навязывать им себя459. По-видимому, Маркс не считал сколько-нибудь значительной фигурой этого рассудительного, благоразумного принца, иначе он не называл бы его "Готлиб".