— Хотя бы вы. А сами для полного алиби к монахам. Как, а? Железно. Где гарантии, что агент уже не там, не в горах?
— Как? Гарантия — моя верность.
— Да, не подумал я. Недалекие сохраняют преданность более длительное время, чем смышленые. Но прикиньте, и другими возможными путями он мог также успешно воспользоваться. Хотя бы железной дорогой.
— Был приказ перекрыть дорогу.
— Как скоро? Говорите живее! Я не должен из вас, как из пленного тянуть.
— После того, как прочесывание местности привело к рельсам.
— Для вас это уже успех. Сколько времени прошло с момента перестрелки?
Майор застыл, прикидывая в уме.
— Не более пятнадцати часов
— А на сколько он опережал вас? Ведь не глупый и, наверное, памятливый. Знал, в какой стороне дорога.
— Не более трех-четырех часов,
— Это уже деловой разговор. Если присовокупить ваши погрешности и скорость бойкого монаха, то в пределах шести-семи часов. Как далеко можно поездом доехать за это время?
— До Цицикара.
— При благоприятном стечении обстоятельств и до Фулаэрцэи. На исполнение самого приказа уйдет час, итого в пределах восьми часов.
— Но почему вы настаиваете на дороге? Может, он в горах остался. Выпрыгнул с поезда и в щель какую забился.
— Не шарьте карандашом по карте. Я и на память неплохо знаю местность. Агент не дурак с поезда прыгать. Разорвать дистанцию: это время и безопасность. А если он в горах, то сколько может просидеть в щели?
— Трое-четверо суток.
— А потом?
Винь пожал плечами.
— А вам странствие его по России ничего не говорит?
— Как будто бы…
— Я не о том. Вяжется мысль, что он очень удачно пользуется железной дорогой. С его клещами ничего не стоит на ходу впрыгивать в вагоны. Ступайте, товарищ Винь, отдыхайте. Вы от волнения крепко потеете. После обеда, думаю, сможете что-нибудь дельное предложить.
Офицер вытянулся, отдавая честь. Молодцевато кивнул и поторопился прочь.
Генерал недовольно посмотрел на закрывающуюся дверь.
— Что вы скажете, Чан? Не нравится мне все это. Полковник, сидевший в полудреме и скучно слушавший болтовню, нехотя очнулся.
— Они топтались на старых следах, когда отважный юноша махал им шапочкой.
— Нет, я о майоре.
— Черт с ним, с этим тупицей.
— Слишком с ним крепкий черт.
— Не думаю, чтобы Пигмей таких дурачков собирал в свой актив.
— Очень может быть, что сейчас он к нему метнулся.
— За ним присмотрят.
— У Теневого тоже неплохие ищейки.
— Мало их у него.
— Что он наговорит там, в полутьме?
— Думается мне, разыграется у них маленькая комедия с кислыми улыбками и большими упреками. Если, конечно, Винь его ставленник.
— Уточним. Но ты меня всегда хорошо успокаивал. Просто на вещи смотришь. А у меня вот внутри нехорошо.
— Временно… Пройдет. Теннис, бассейн, молоко, яблоки.
— Ну плут! Тебе проще, я тебя не бью. Бассейн. Простак в позолоте! И все же, где агент? Может, и вправду засел где, выжидает? Неделю просидеть может.
— Пусть рыскают по горам. Собак там хватает.
— А если дорогой?
— И там пусть перекрывают. Трое суток. Смех! Время растянулось. Утеряна нить логики. Сейчас он может быть и в Харбине, и а Таоани. При удаче и и Чаньчуне. Пусть полиция отписки делает.
— Предлагаешь в Гирине поднимать службы?
— А зачем? Уголовниками полиция занимается.
— Это монах.
— А кто его видел? Мы не имеем права поддаваться эмоциям, мандражу службы. Если полиция установит, что это именно наш агент, тогда мы и займемся непосредственно. А пока можем выделить им Виня, да для страховки и Ляонине встряхнуть местные службы.
— Нельзя. Шумно будет.
— Ну нет, так нет. Мало данных. Нет следа. Он может быть и в Аргуне. Винь посыпал перец и теперь может усмехаться над нашими сомнениями. Неплохо было бы знать его истинность.
— Нам за русского может здорово влететь.
— Вряд ли. Русский упущен. Мы ни при чем. Пока полиция сможет доказать, что искомый — русский, сколько времени пройдет. Каждый сдвинутый день на нашей стороне. Прошло почти трое суток. А завтра? Кто будет иметь право нас упрекать?
— Репортеры. Они скоры на сенсацию.
— Пока все на совести полиции.
— Пусть будет так. Уголовников немало бродит по тем диким местам. Но тебе, видимо, придется навестить монахов. Надо изъясниться, заодно дать твердо понять, что если перебежчик — воспитанник, то он в серьезной опасности. Может, они выскажут какую добротную мысль. Все же те положения, которые мы хотели знать о них, нам еще неизвестны.
— Тихо жили они, как и раньше. Открылась дверь, появился дежурный.
— Американцы просят принять. Генерал взглянул на Чана.
— Вот и пошло давление по всем азимутам. Что-то слишком быстро они.
— Хорошо, что еще к монахом не подались. Шеф нервозно побарабанил по столу.
— Пусть войдут. Пусть говорят.
Вошли.
Полковник Динстон и майор Кевинс.
Генерал жестом пригласил сесть.
— Мы вас внимательно слушаем, господа. Должно быть, что-то случилось с вашими людьми?
Выбирая выражения, но, по возможности, стараясь сохранить роль старшего, Динстон заговорил о политике, об общих интересах, отношениях между странами.