А Данут уже и сам шел на помощь. Как бы то ни было, они его братья...
Не говоря ни слова, он в полсилы двинул в живот Аристуну. Тот еще не успел сложиться пополам, а Данут уже пнул правой ногой ближайшего из парней, а кулаком левой двинул в грудь того, кто был за спиной вожака. Еще два смазанных для постороннего глаза движения — и двое из шайки получили по удару.
Шестой, самый быстрый, успел убежать. Недалеко. Сапог, сорванный с вожака — едва не со ступней! — догнал и припечатал шустрика в затылок, отчего тот перевернулся кубарем и притих.
Кажется, братья не успели опомниться, как все шестеро обидчиков оказались на земле — двое тихо поскуливали, двое плакали, атаман, согнувшийся в три погибели, высвобождал из желудка все, что он съел в этот день. Самый шустрый, как хитрый жук, притих, делая вид, что он уже умер, а падаль клевать нельзя.
— Что, скотина, вылизал я тебе сапоги? Вылизал?! — радостно заорал Казистер, пиная поверженного в бок. — Ну—ка, лижи мой сапог! Лижи, урод!
Казистер не понял, почему в голове вдруг раздался звон, а он сам едва не влетел в лужу блевотины, но был пойман за шиворот братцем—дикарем.
— Идем домой, — хмуро сказал Данут, отвесивший братцу затрещину.
— Почему? — влез с вопросом младший брат. — Он же хотел, чтобы мы ему сапоги лизали. Пусть нам теперь лижет!
— Мы — это не он, — веско произнес дикарь. — Нельзя унижать людей.
— Даже таких?
— Даже таких. Иначе, чем мы будем от них отличаться?
Всю дорогу до дома младший двоюродный брат держал Данута за руку, а тот лишь улыбался, но руку держал. А вот старший...
У Казистера был определенный талант — он умело находил слабое место своего собеседника.
Данут, пока жил в поселке, никогда не задумывался о своей внешности. Он был высоким даже по меркам поморов — немаленьких, в общем—то, мужиков, имел загорелую кожу. В поселке внешний вид парня никого не удивлял. Ну, вымахал, ну, кожа темновата, так что такого? Если постоянно ходишь под солнцем, лазаешь по канатам на соленом морском ветру, быстро становишься смуглокожим. Но в Тангейне он выделялся из общей массы — бледнокожих и худощавых северян, не любивших вылезать из дома. Опять—таки, силы у парня было столько, что когда дядюшка устроил его в «приказчики», то уволил двоих грузчиков.
— Вы орк, — продолжал глумиться Казистер.
Дануту хотелось врезать в ухмыляющуюся физиономию брата. Не было ничего, чтобы он ненавидел так, как орков. Ну, разве что, норгов, но это особый счет. К тому же, парень считал, что норги — это никакие не пираты, а те же орки. Не зря же, слова созвучны — «норги» — «орки».
Но Казистер имел еще один талант — он понимал, что двоюродный брат, это не хулиган, способный с удовольствием попортить его смазливую мордочку, которой он так дорожил, и бить не станет. Это он осознал после затрещины, за которую Дануту было до сих пор стыдно. Поднять руку на родственника — последнее дело! Как это сумел понять смазливый родич — непонятно.
— Тупой, грязный орк, — не унимался Казистер. Позабыв, что хотел соблюсти высокомерие, братец перешел на «ты». — Ты ничего не умеешь, кроме того, чтобы распускать кулаки!
Когда—то отец учил — если не хочешь вспылить, мысленно сосчитай от одного до дюжины, потом обратно, а заодно подумай, чем можно вывести противника из себя, не прибегая к кулакам? Если тебя задели за «живое», ответь тем же. А что там у братца?
— Вы правы, дорогой брат, — виновато потупился Данут, еще минуту назад хотевший уронить на родственничка бочку с «земляным маслом». — Я был неправ.
— Что? — вытаращился Казистер.
— Я был неправ, что побил этих ... хороших юношей. Сегодня же извинюсь перед ними и скажу, что отныне я не вмешиваюсь в ваши дела.
Данут, старательно пряча усмешку, наблюдал, как с хорошенького личика сползла улыбочка, сменившаяся гримасой испуга.
— Хотя, — в раздумье добавил он. — Извиняться придется вам. Я решил сегодня заменить сторожа на складе.
— Данут, — впервые за месяц «вспомнил» двоюродный брат его имя. — Ты не можешь этого сделать!
— Почему? — удивленно похлопал ресницами Данут. — Сторож вчера попросил дать ему свободную ночь. Вот я и решил, что посижу ночку. Что в этом плохого? Сторож отдохнет.
— Я не про сторожа, — выдохнул братец. — Вы не можете остаться здесь и бросить меня одного. Меня, своего брата.
— Вы же сами только что сказали, что я орк. Как у орка могут быть братья среди фолков?
— Но меня изобьют! — с надрывом выкрикнул Казистер. — Аристун, со своей бандой, ходит за нами по пятам. При тебе они боятся к нам подходить. Но если ты не пойдешь, меня измордуют!
Данут ободряюще похлопал родича по плечу:
— Если и измордуют, то не до смерти. Подумаешь, попортят мордочку. Мне твою морду не жалко.
— А—а—а! — заверещал вдруг Казистер, падая на грязный, покрытый разводами масла пол и принялся кататься по нему, причитая: — Ты такой же, как мой отчим! Все вы, Таггерты, одинаковы! Ты только и ждешь, чтобы меня избили. Тебе мало отобрать у меня наследство, ты хочешь, чтобы меня изуродовали!