Воспитание под Верденом

раньше был брошен на прорывы. Однако никто и вида не показывает, как они подавлены. Это было бы паникерством, создало бы упадочное настроение. В главных штабах французскому наступлению изволят придавать всего лишь второстепенное значение. Там изучают допущенные ошибки, перенимают у врага более подвижную организацию линии фронта, более тесное взаимодействие между пехотой и артиллерией, может быть сожалеют о решении, принятом в Пьерпоне. Но что французы не удовольствуются этим успехом, об этом не думает никто. По-прежнему гордо вскинуты головы, по-прежнему все упоены собой. А французский командующий боевого участка тем временем намечает новый удар, который, несомненно, будет столь же удачным, так как он построен на трезвом анализе и правильной оценке положения. Готовится атака Маасских высот.

Но пока дело еще не зашло так далеко; пока в таком узловом пункте, как Дамвилер, офицерские столовые в обеденный час переполнены занятыми людьми. Мелькают и кое-какие новые лица, например капитан Нигль. Он скромно расхаживает среди них — штаб и третья рота его батальона расположены теперь в Дамвилере, — на самом же деле он сгибается под бременем славы.

Он, капитан Нигль, — герой. Верный долгу, он до последней минуты оставался в Дуомоне, во главе своих храбрых солдат-баварцев. Железный крест первой степени ему обеспечен. Может быть, его даже представят в ускоренном порядке к чину майора, если последует соизволение военного’ кабинета. А в день рождения короля Людвига он вероятно, получит высшее баварское отличие. Железный крест первой степени ему дадут восемнадцатого января, в день орденского праздника, или двадцать седьмого, в день рождения кайзера, — по этому поводу в казино бьются об заклад. Приземистый капитан похаживает среди — офицеров, его слегка похудевшее лицо дышит печальным добродушием, но в хитрых глазах торжество. Волосы на висках у него тронуты сединой, а кое-где совсем побелели, но победил он! Он ничего не подписал, не позволил унизить себя этому крикуну-лейтенанту, этому убийце, пропавшему теперь без вести. Нигль смирился, но не сдался; его жена, дети, он сам выскочат невредимыми из этой пресловутой истории, также и Фейхт и еще кое-кто.

Он может позволить себе продолжительный отпуск, он проведет рождество дома, устроит для детей ярко освещенные ясли с младенцем Иисусом, пастухами, волом и ослом, заново вызолотит вифлеемскую звезду. Наверно, в этой проклятой дыре, Дуомоне, еще остались кой-какие бумаги — пусть француз подотрется ими! Его подвергли испытанию, он выдержал его. Приветливый, немного усталый, шагает он по деревне Дамвилер, которая очень нравится ему даже в дождливую погоду. Всякий, кого он посещает, чувствует себя польщенным. Особенно польщен майор Янш, к которому он заглядывает все чаще и чаще.

Вот и сегодня он сидит в его комнате с большим письменным столом, множеством газет, папок, развешанных карт. Яннгу приятно быть предметом восхищения со стороны героя Дуомона. А Нигль смотрит на пруссака блестящими от восторга глазами.

В Дамвилере Янша не любят за его политическое всезнайство, но казначея Нигля он поражает новизной и ослепительной широтой своих взглядов. Знал Нигль что-нибудь о заговоре масонов против Германии? Нет! Не знал! А между тем ложа Великого Востока, в интересах Франции, восстановила против Германии весь мир: иначе Румыния не решилась бы на такую нелепость — схватиться с победителями в мировой войне. А роль еврейской прессы, которая служит врагу, натравливая общественное мнение на Германию, — что вы на это скажете? Все эти писаки-евреи каждодневно брызжут ядом на германского Михеля, и во главе их — еврейский газетных дел мастер лор/? Нортклиф. Через свои мерзкие газеты он наводнил весь мир небылицами о содеянных немцами ужасах, например в Бельгии. Англичане, должно быть, знали, за какие заслуги они возвели в лорды этого негодяя! И у американцев также найдется с полдюжины таких еврейских бумагомарателей!

Их можно найти всюду, этих чернильных пачкунов из семитов, даже в одной его роте есть такой экземпляр. Он присвоил себе фамилию Бертин, неизвестно каким образом. Вероятно, десятка два лет тому назад он назывался Изаксоном и прибыл из Лемберга. Теперь этот Ицик имеет дерзость требовать еще дополнительно шесть дней отпуска, которые ему будто бы недодали летом! Летом он, видите ли, поехал венчаться с какой-то Саррочкой,