Но и сами поляки частенько выдавали себя за «народних месників»! «В 1751 году, — пишет Антонович, — помещики Юхновские, переодевшись гайдамаками и выкрасив лица сажей, напали с толпой слуг на имение соседа своего Рудницкого, изувечили его крестьян и ограбили двор». А годом раньше за разбой взялся даже католический священник — приор (то есть настоятель) Бышевского монастыря Клюковский! С отрядом своих надворных казаков он ограбил имение и шинок шляхтичей Ленкевичей, «выдавая свой отряд за гайдамаков и подражая их приемам».
Украинский советский историк Владимир Голобуцкий описывал захват Зализняком Умани так, словно речь шла, как минимум, о взятии Суворовым Измаила:
«Повстанці пішли на штурм. О сьомій годині вечора, коли їхні лави наблизилися до кріпосних валів, на стінах почалася шалена стрілянина з гармат і рушниць. Повстанці мусили відступити, залишивши на місці декілька вбитих.
Проте перша невдача не похитнула їх. Знову і знову протягом цілої ночі штурмували фортецю. Вранці наступного дня гайдамаки вступили до міста».
Ночной штурм, пылающий город — красиво! Но документы не подтверждают этого масштабного батального полотна, намалеванного официозным советским мифотворцем, как принято по научному именовать брехунов: Ликаких «гармат» в Умани не было! Была только ОДНА ЕДИНСТВЕННАЯ «гармата». Да и та почти без ядер. Как писал Владимир Антонович, польский губернатор Умани Младанович даже был вынужден «отправить доверенных лиц в Бендеры для закупки у турецкого паши пороха и ядер, в которых чувствовался недостаток».
Да и сам Зализняк на допросе скромно вспоминал: «Как скоро в местечко Умны вошли, то хотя по нас и было из ОДНОЙ прежде пушки, а потом из мелкого ружья выстрел, однако нам никакого урону, кроме одного человека, не вчинено». Не известно даже, был ли убит этот единственный подстреленный гайдамака! Возможно, только ранен. О героическом же «многочасовом» ночном штурме, который он якобы совершил, реальный Зализняк, в отличие от Голобуцкого, писавшего после него через двести лет, дабы разукрасить до невозможных пределов размах «классовой» борьбы на Украине, тоже ничего не знает.
В Умань сбежалась шляхта и евреи со всей округи. Защищаться это воинство почти не умело. А единственный боеспособный отряд — надворная казачья милиция, навербованная из православных крестьян, в полном составе под командой сотника Ивана Гонты перешел на сторону Зализняка
К тому же в городе не хватало питьевой воды. Владимир Антонович, описавший Уманскую трагедию, по воспоминаниям уцелевших очевидцев с польско-еврейской стороны, приводит очень прозаические, но правдоподобные факты: «Запасы пороху и картечи истощились; при том в городе не было воды, колодезь, начатый за несколько дней назад, на глубине 30 сажень, наткнулся на скалу; осажденные должны были утолять жажду медом, вивневкою и вином, от которых хмелели и увеличивали беспорядок; сверх того, ночью из города сбежали все солдаты, гарнизона, экономические слуги [3]и арестанты»...
Потеряв надежду удержать Умань, губернатор Младанович решил с гайдамаками договориться.
Младанович подговорил купцов-евреев отправить Гонте и Зализняку в подарок несколько возов с дорогими тканями, чтобы
задобрить их. Гайдамацкие батьки приняли эту «взятку», но переговоры отложили до утра. «На следующий день Гонта, — пишет Антонович, — привязав белый платок к копью, подъехал к воротам и предложил возобновить переговоры об условиях сдачи; он требовал, чтобы Младанович вышел к нему лично».
Губернатор в сопровождении мещан с хлебом и солью выбрался из городских ворот и отправился в поле. Но тут среди обожавших плюрализм поляков началась неуместная дискуссия. Одни шляхтичи утверждали, что Младанович не имеет права сдавать город. Другие — им возражали. Наступил такой бардак, что губернатор плюнул на всех и со словами: «Помышляйте же сами о себе, а я предаю себя Господу!» пошел в Костел молиться.
Через не закрытые вовремя ворота в Умань хлынула толпа гайдамаков, не слушая даже своих предводителей, и устроила резню. Как вспоминал на допросе Зализняк: «Поляков, жидов, а при том и тех, кои и во услужении конфедератов были веры греческой, поколото немалое число, а сколко, заподленно знать не могу, однако думаю не менее, как всех мужеска и женска, даже до сущих младенцев, тысячи две человек ... и при том пограблено денег тысячи сто Рублев... Между показанным побитым _нами народом, губернатор с женою убит, а о прочих: как ксензах, попах и протчих полскаго шляхетства ведать не могу, потому что я не здешняго места жител».