Воскресение в Третьем Риме

Фавст оказал Фаусту услугу, быть может, сомнительную, но оцененную Фаустом по достоинству На семнадцатый год своего договора с Мефистофелем, то есть за семь лет до его истечения Фауст впал в уныние и прислушался к увещеваниям своего старого соседа, как повествует народная книга. А старый сосед склонял Фауста к покаянию, ибо Бог не хочет смерти грешника. Эти слова пророка Иезекииля имели обыкновение повторять русские цари, начиная с Ивана Грозного. И Фауст склонился было к расторжению договора, подумал, что еще не поздно и покаяться, но поскольку эти мысли происходили не от веры, а от уныния, уныние же есть смертный грех, адский дух воспользовался этим, напал на Фауста с новой силой и едва не оторвал ему голову (а может быть, и оторвал для острастки, насадив на прежнее место, с него станется). Казалось бы, Фаусту нечего больше терять, и ничего не могло с ним случиться страшнее того, что ему предстояло, но Фауст испугался, подчинился адскому духу, а тот заставил его написать и подписать новый договор, не во всем совпадающий с прежним. Напрашивается даже мысль, что второй договор заключал с Фаустом не тот же самый адский дух, а другой (Чудотворцев немало мог бы рассказать о том, как они чередуются). В первом договоре Фауст предается телом и душою адскому князю Востока и его посланцу Мефистофелю, за что адские духи обязуются служить ему двадцать четыре года, после чего они могут унести Фауста в свою обитель. Нет сомнений в том, что адский князь Востока – Люцифер, или Денница, но имя его не названо, зато назван по имени его посланец Мефистофель, обязанный служить Фаусту 24 года. Во втором договоре имя Мефистофеля не названо, зато назвай великий Люцифер; специально оговорено, что тело и душу Фауст предает именно ему, так что оба договора один другому не противоречат, но и не совершенно идентичны, как если бы Чудотворцеву предложили сначала договор с товарищем Мариной, а потом с товарищем Цуфилером (Чудотворцев, насколько мне известно, не подписал договора ни с тем ни с другим, а Фауст подписал). Первый договор выполняется, главным образом, во внешнем мире, где Фаусту предлагается колобродить в разных странах и в разных стихиях, выкидывая разные штуки при императорском дворе. Второй договор касается внутреннего мира Фауста, его помыслов и намерений. Так Фаусту запрещается преклонять слух к любому увещеванию, направленному на спасение его души, исходит ли такое увещевание от человека «временного или духовного». При этом именно после того, как был подписан второй договор, Фауст залучает к себе на ложе Прекрасную Елену, что совершается не только извне, но изнутри, из любви к Елене, даже если Елена – призрак, о чем догадывались уже древние; тогда и Симона-волхва сопровождал призрак, а возможно, Симон-волхв был первый, удостоившийся впоследствии магического латинского имени Faustus, то есть первый в череде Фаустов. Показать Елену студентам доктор Йоханн Фаустус мог и с помощью Мефистофеля (студенты сочли Елену скорее небесным, чем земным творением); привести это небесное творение на ложе к Фаустусу был способен лишь сам Люцифер в последний год перед окончанием срока. Но главное во втором договоре – возможность по его истечении укорачивать или продлевать жизнь доктора Фаустуса, как будет угодно Люциферу.

Такая возможность упомянута во втором договоре, но не из чего не явствует, что доктору Фаусту она представилась. Сразу же по истечении договора Фауст исчез, и в его комнате остались лишь страшные следы последней борьбы: брызги крови, выбитые зубы, глаза, вырванные из глазниц, и по всей комнате студенистые куски мозга. По-видимому, дьявол напоследок размозжил Фаусту голову, ударяя ею то в ту, то в другую стену Но с последними годами Фауста связано предание о некоем эликсире, по-своему преломившееся у Гофмана в «Эликсирах дьявола». По сведениям, которыми я располагаю, этот эликсир обладал именно свойством продлевать человеческую жизнь, что практически равнозначно бессмертию. Адский дух предложил Фаусту эликсир жизни (если это жизнь) сразу после подписания второго договора, и Фауст не преминул отведать эликсира, но потом восстал против его действия, вскоре начал тяготиться бессмертием, которое обрел, и теперь уже предпочитал монотонной длительности конец, предусмотренный договором. Странная ситуация, когда на выполнении договора настаивает будущая жертва, а не тот, кому этой жертвой предстоит завладеть. Желание Фауста пренебречь эликсиром приводит дьявола в ярость, и свидетельство этой ярости – то, что осталось от Фауста в комнате, откуда он исчез. Дьявол чувствует себя обманутым, как он обманут по Гёте. Быть может, беса бесит фаустовское пренебрежение эликсиром, которым у дьявола есть все основания гордиться. Но от действия эликсира освобождает только одно: того же эликсира должен отведать кто-нибудь другой, причем по собственной воле, с пониманием последствий, и так случилось, что Фауста от эликсира освобождает наш Фавст, опять-таки уподобившись в этом Фаусту, то есть испив эликсира.