Воскресение в Третьем Риме

С ней-то и познакомил Яков Семенович Платона Демьяновича, предоставив ему впредь сноситься с Агатой Юрьевной непосредственно. И Платон Демьянович зачастил к ней, да и сама Агата Юрьевна его привечала, чувствуя симпатию к профессору-вдовцу: мало ли что в жизни бывает, чем черт не шутит. Правда, Платон Демьянович был беспартийный, а Агата Юрьевна предпочитала партийных мужей, зато Чудотворцев пользовался каким-то таинственным покровительством властей (такие слухи ходили), был как-никак профессором консерватории, куда устроил его тот же Яков Семенович, и где Платон Демьянович читал эстетику (Бог знает, что это такое, но человек-то уж больно интеллигентный). К тому же Платон Демьянович приносил такие хорошие вещи, и каждый раз чувствовалось, что вещь у него не последняя. А Платон Демьянович всякий раз открывал заветную шкатулку Олимпиады не без колебаний и не без угрызений совести просто потому, что шкатулка напоминала ему Олимпиаду Но ведь шкатулка предназначалась исключительно для Полюса, Платон Демьянович помнил это, и самая память Олимпиады обязывала открывать шкатулку, но издание его трудов требовало расходов, а доходов никаких они не приносили, напротив, грозили опасностью автору и, следовательно, его сыну. Но разве театральная карьера Полюса никак не зависела от отцовской известности? Так что и эти расходы касались Полюса хотя бы косвенно, не говоря уже о том, что главные расходы были связаны с ним: расходы на его выучку, расходы на питание, приличествующее певцу а когда Полюс узнал дорогу в рестораны, то и эти расходы оплачивались все из той же шкатулки. Правда, Полюс не отваживался сам заглядывать в шкатулку из своеобразного суеверия или из благоговения, какие бы скандалы он отцу ни устраивал. Полюс полагал, что в шкатулке его будущее, «Действо о Граали» или сам Грааль, и это роковым образом откликнулось в дальнейшей жизни Платона Демьяновича. Марианна делала вид, что вообще не знает о существовании шкатулки, хотя найти ее было проще простого: в кабинете Платона Демьяновича она стояла на книжной полке, заставленная греческими фолиантами, и любая домработница могла наткнуться на нее, обтирая с книг пыль, на чем Платон Демьянович никогда и не настаивал. Но Полюсу в деньгах он не отказывал, а поскольку настоящей цены драгоценностям Платон Демьянович не знал, на Полюса фактически тратились суммы, в иные годы, вероятно, даже превышавшие мнимую орлякинскую пенсию.

Платон Демьянович видел, что ресторанные кутежи губят Полюса, а деньги продолжал ему давать, заглаживая так свою вину перед Олимпиадой, при этом понимая, что лишь усугубляет ее, вернее же всего, для собственного спокойствия, чтобы Полюс пореже устраивал скандалы.

Как сказано, Платон Демьянович не представлял себе реальной цены на «брюлики», выносимые им на продажу. (Слово «брюлики» он услышал впервые от Агаты Юрьевны.) Но Платон Демьянович не мог не обратить внимание, как она вся насторожилась, когда он принес ей перстенек с изумрудом. Агата Юрьевна принялась настоятельно расспрашивать его, нет ли у него еще таких камушков и, желательно, покрупнее. «Изумруды сейчас в большой моде», – доказывала ему она. Дело дошло до того, что одно время она перестала у него брать другие камушки, дескать, слишком упали на них цены. Агата Юрьевна даже познакомила его со своим оценщиком, экспертом, которого мало кто в Москве знал. Звали его Илья Маркелович Вяхирев, и обитал он в полуподвальной квартире все на той же Софийке, можно сказать, под боком у ЧК. Илья Маркелович один из последних представлял старинную династию московских скопцов (если можно назвать династией череду поколений, рождающихся от огненного лезвия). Платон Демьянович, вероятно, знал стихи Н.А. Клюева:

О скопчество – арап на пламенном коне,
Гадательный узор о незакатном дне,
Когда безудный муж, как отблеск маргарит,
Стокрылых сыновей и ангелов родит!