Когда через несколько часов вернулся Полюс, он сначала вздохнул с облегчением: отец принял Марианну и не возражает против ее присутствия в квартире, куда Полюс привел ее, не спросив у отца разрешения. Но отец и Марианна продолжали музицировать, едва среагировав на его приход. Уже в тот день Полюс почувствовал холодок отчуждения, пахнувший на него со стороны Марианны. Не то чтобы ее отношение к нему резко переменилось. Она по-прежнему следила за его «успеваемостью» (после каждого урока Яков Семенович ставил ему оценку), прорабатывала вместе с ним домашние задания, подолгу аккомпанировала ему, когда это требовалось, готовила его к поступлению в консерваторию, куда Полюс осенью и поступил, успешно сдав экзамены. Что касается остального, то она и раньше особенно не обнадеживала его, хотя Полюс намеревался представить ее Платону Демьяновичу как свою невесту, но теперь она дала ему понять, что об этом не может быть и речи. Уже в те первые дни после возвращения Платона Демьяновича она сказала ему фразу, тяготевшую над Полюсом в течение всей последующей жизни: «Будем жить как сестра и брат», и Полюсу пришлось удовольствоваться двусмысленностью этой фразы, ибо фраза, несомненно, намекает на большую близость или в прошлом, или… может быть, даже в будущем. Во всяком случае, Полюсу хотелось так думать. Марианна старалась относиться к Полюсу ровно и сдержанно, но это удавалось ей не всегда. «В конце концов, ты тоже Чудотворцев», – вырывалось у нее время от времени. Полюс чувствовал, что она терпит его только (или не только?) ради отца, и винил отца в этом тоже.
Марианна практически переселилась к Чудотворцевым, хотя оставалась прописанной у Якова Семеновича. Так она прожила долгие годы, пока не получила свою квартиру уже как заслуженная артистка Союза ССР. Несмотря на постоянную перенаселенность, Буниных к тому же еще и уплотнили, как полагалось при военном коммунизме, а просторной чудотворцевской квартиры уплотнение почему-то не коснулось, и Марианна смогла занять не одну комнату, что само собой разумелось, а целые апартаменты. Платон Демьянович мирился с ее многочасовыми музыкальными занятиями (Марианна никогда не давала себе в этом никаких поблажек), хотя, казалось бы, они должны были ему мешать, но он даже находил время для участия в них, в известном смысле руководил занятиями Марианны, даже если его влияние на нее вряд ли могло сравниться с влиянием на Аделаиду.
Так что Полюс оказался невольным свидетелем их сближения, столь стремительного, что даже Полюс вынужден был закрывать на него глаза: «При музыке? Но можно ли быть ближе…» Против музыки Полюс бунтовать пока еще не решался, слишком поглощала она тогда его самого и слишком многое сулила. Полюс все еще полагал, что отец работает над «Действом о Граали» (или «О Граале», в такие тонкости Полюс не вникал), и в этом «Действе» главная роль, роль, предназначавшаяся для деда Демона, теперь предназначается ему. Отец только откладывает завершение «Действа» до того времени, когда Полюс станет полноправным певцом. Тогда и Марианна авось перестанет относиться к нему, как сестра к брату. Полюс вслушивался в музыку, доносящуюся из-за закрытых дверей, и, когда не узнавал ее, пытался уверить себя, что слышит будущее «Действо о Граали». Он придавал таинственное значение даже паузам, становящимся все более затяжными, как при Лоллии, и паузы действительно имели таинственное значение, но не для него… А Полюсу мерещился собственный, родовой замок в Пиренеях (он слышал про него), и под сводами этого замка
Первый удар по этим мечтам нанесла высылка философов, от которой отец уклонился. Значит, отъезд за границу откладывается, а там Полюс получил бы музыкальное образование, Которого требует «Действо о Граале». Но Полюс не отчаивался, уверял себя, что отъезд только откладывается, и напропалую самостоятельно работал над своим голосом, перенапрягая его, нанося ему ущерб вопреки указаниям своего опытного учителя и отчасти в пику ему. Полюс даже закрывал глаза на то, как длительные уединения Платона Демьяновича с Марианной перешли в совместную жизнь, что уже ни для кого не было секретом, но в двадцатые годы, в особенности при жилищном кризисе подобные отношения были свободными, непрочными, еще не такое бывало, и Полюс продолжал надеяться. «Ждал своей очереди», – как съязвил молодой муж младшей марианниной сестры, тоже вышедшей замуж. Полюсу оставалось утешаться тем, что отец все-таки не женился на Марианне даже после того, как она крестилась; значит, крестилась она… для другого. А Марианна всю жизнь была религиозно озабочена, она и в старообрядчество не перешла лишь потому что курила.