Восхождение Ганнибала

— Он сам об этом узнал, — ответила леди Мурасаки. — И сообщил комиссару, а комиссар сказал своей жене. А той просто захотелось пофлиртовать. Ты ведь не так туп, Ганнибал, мог бы и сам догадаться.

«Ей теперь не по себе наедине со мной, да еще в ограниченном пространстве; и это у нее выражается в раздражении».

— Извините.

Она бросила на него быстрый взгляд. Такси миновало светофор.

— Твоя враждебность мешает тебе судить здраво. Инспектор Попиль не отстает от тебя, потому что ты его заинтриговал.

— Нет, миледи, это вы его заинтриговали. Полагаю, он докучает вам своими стихами…

Леди Мурасаки не стала удовлетворять любопытство Ганнибала.

— Он знает, что ты — первый в своей группе, — сказала она. — И гордится этим. Его интерес к тебе по большей части благожелательного свойства.

— По большей части благожелательного свойства — это не слишком приятный диагноз.

Деревья на площади Вогезов уже раскрывали почки, благоухающие в весенней ночи. Ганнибал отпустил такси, ощутив на себе быстрый взгляд леди Мурасаки, несмотря на то что вокруг было темно. Он был уже взрослый, ему больше не нужно было сидеть по вечерам дома.

— У меня есть еще час, и я хочу пройтись, — сказал он.

34

— Ты еще успеешь выпить чаю, — сказала леди Мурасаки.

Она сразу же провела его на террасу, явно предпочитая не оставаться наедине с ним в комнатах. Он не знал, что думать по этому поводу. Он изменился, а она — нет. Порыв ветра — и пламя в масляной лампе поднялось ввысь. Когда она наливала ему зеленый чай, он видел, как бьется пульс у нее на запястье, и тонкий аромат от ее рукава проник в него подобно его собственной мысли.

— Пришло письмо от Чио, — сказала она. — Она разорвала свою помолвку. Дипломатия ее больше не устраивает.

— Она рада?

— Думаю, да. Это была бы хорошая партия — если мерить старыми мерками. Да и как я могу не одобрить ее поступок: она ведь пишет, что поступает так же, как в свое время поступила я, — следует велению собственного сердца.

— И куда же она следует?

— К молодому человеку из Киотского университета. Инженерный факультет.

— Мне бы хотелось, чтобы она была счастлива.

— А мне бы хотелось, чтобы счастлив был ты. Ты вообще когда-нибудь спишь, Ганнибал?

— Когда есть время. Иногда сплю на каталке для больных, когда не могу заснуть у себя в комнате.

— Ты же понимаешь, о чем я…

— Снятся ли мне сны? Да. А вы разве не возвращаетесь во сне в Хиросиму?

— Я не умею призывать сны.

— А мне нужно все помнить, любым способом.

В дверях она протянула ему коробку с бутербродами, чтобы перекусить ночью, и несколько пакетиков с ромашковым чаем.

— Чтобы ты заснул, — сказала она.

Он поцеловал леди Мурасаки руку, совсем не так, как того требует французская вежливость, поцеловал по-настоящему, чтобы ощутить вкус ее кожи.

И прочел хокку[47], которое написал ей уже так давно, в ночь мясника.

Цаплю в ночи озарил
Свет полноокой луны.
Кто же прекрасней?

— До полнолуния еще далеко, — сказала она, улыбаясь, и положила руку ему на сердце, как всегда делала с тех пор, как ему исполнилось тринадцать. А потом убрала руку, и это место у него на груди сделалось холодным. — Ты и в самом деле возвращаешь книги в магазин?

— Да.

— Значит, можешь запомнить все, что в них было написано?

— Все самое важное.

— Значит, ты можешь запомнить, что важно не дразнить инспектора Попиля. Если его не провоцировать, он для тебя безвреден. И для меня тоже.

«Она надела на себя раздражение, как надевают зимнее кимоно. Видя такое, могу ли я использовать это ее настроение, чтобы не думать о том, как видел ее сидящей в ванне, тогда, в замке, так много лет назад — ее лицо и груди как водяные лилии? Как кремово-розовые лилии на воде замкового рва? Могу? Нет, не могу».

Он вышел в ночь, чувствуя себя неуютно, пока не прошел первые квартала два, потом выбрался из узких улочек квартала Марэ, чтобы затем пройти по мосту Луи-Филиппа, которого чуть касался свет луны и под которым струилась Сена.

Собор Нотр-Дам, если смотреть на него с востока, похож на огромного паука с огромными ногами — устремленными ввысь контрфорсами — и множеством глаз — круглых окон. Ганнибал легко мог себе представить, как этот каменный паук-собор бегает в темноте по городу, как хватает первый попавшийся поезд, отошедший от вокзала д’Орсэ, словно червяка себе на пропитание, или, что еще лучше, высматривает упитанного полицейского инспектора, выходящего из управления полиции на набережной Орфевр — его ведь так легко внезапно схватить и утащить.

Он прошел по пешеходному мосту на остров Ситэ и обошел кафедральный собор. Из глубин Нотр-Дам доносились звуки репетирующего хора.