Восемь ударов стенных часов

Оскорбления так и сыпались на молодого человека. Он заткнул пальцами уши и стал обнаруживать признаки явного нетерпения, как человек, доведенный до белого каления.

Ренин прошептал:

— Что я вам говорил? В Париже — драма, а здесь — комедия. Войдем.

— В разгар ссоры? — запротестовала молодая женщина.

— Именно.

— Однако…

— Дорогой друг, мы здесь не для того, чтобы шпионить, но для того, чтобы действовать. Мы сбросим с них маски и лучше узнаем их.

Решительными шагами он прошел к двери, открыл ее и вошел в комнату в сопровождении Гортензии.

Их появление произвело целый переполох. Обе женщины замолчали, красные от бешенства. Жан-Луи побледнел и встал.

Пользуясь общей суматохой, Ренин заговорил:

— Позвольте представиться: князь Ренин… Госпожа Даниель… мы друзья мадемуазель Женевьевы Эймар и прибыли сюда с поручением от нее… Вот письмо, которое вам адресовано.

Жан-Луи окончательно смутился, как только было произнесено имя Женевьевы. Не зная, что делать, и желая быть любезным по примеру Ренина, он забормотал:

— Госпожа д'Ормиваль, моя мать… Госпожа Вобуа, моя мать…

Последовало довольно продолжительное молчание. Ренин поклонился. Гортензия не знала, которой из матерей протянуть сначала руку. Но обе старухи одновременно попытались схватить письмо, которое держал князь, с возгласами:

— Мадемуазель Эймар!.. Какая наглая!.. Какая дерзкая!

Тогда Жан-Луи, к которому вернулось самообладание, схватил одну старуху и выставил ее в левую дверь, а другую — в правую. Потом он вернулся к посетителям, распечатал письмо и вполголоса прочитал: «Жан-Луи, я вас прошу принять подателя этого письма. Имейте к нему доверие. Я люблю вас. Женевьева».

Это был довольно неуклюжий молодой человек с загорелым лицом, худым и костистым. На этом лице, как отметил отец Женевьевы, действительно отражалось какое-то сильное душевное страдание и отчаяние. Это страдание отражалось в каждой черточке, а особенно в глазах, полных безысходной грусти.

Он несколько раз повторил имя Женевьевы, рассеянно оглядываясь кругом. Казалось, он не знал, как держать себя. Было видно, что он готов объясниться, но не находил нужных слов. Он был совершенно смущен и выбит, так сказать, из седла.

Ренин понял, что противник его легко сдается. Он так упорно боролся в течение нескольких месяцев и так, видимо, устал, что неспособен был защищаться. Особенно теперь, когда проникли в его ужасную домашнюю обстановку.

Ренин с места повел атаку:

— Уже два раза после вашей размолвки Женевьева Эймар покушалась на самоубийство. Я приехал вас спросить, будет ли ее неизбежная смерть в ближайшем будущем развязкой вашей любви?

Жан-Луи упал на стул и закрыл лицо руками.

— О, — воскликнул он, — она хотела покончить с собой… О, возможно ли это!..

Ренин не дал ему вздохнуть. Ударив его слегка по плечу, он проговорил:

— Верьте, что в ваших же интересах довериться нам. Мы друзья Женевьевы Эймар. Мы обещали ей нашу помощь. Откройте нам всю правду…

Молодой человек поднял голову.

— Вы же сами видите, — сказал он с угнетенным видом, — вы же слышали! Вы уже догадываетесь о том, как я живу. Что же мне еще сказать, чтобы вы мою тайну могли сообщить Женевьеве?.. Ведь жестоко и смешно объяснять ей, почему я не мог к ней вернуться, почему я не имею права это сделать.

Ренин взглянул на Гортензию. Через двадцать четыре часа после признания отца Женевьевы он получил также признание Жана-Луи.

Жан-Луи подал стул Гортензии. Все сели, и молодой человек, точно чувствуя потребность высказаться, стал рассказывать:

— Не удивляйтесь, если свою историю я вам передал в несколько юмористическом виде. Она, право, настолько смешна, что заставит вас смеяться. Часто судьба устраивает нам в жизни совершенно невероятные штуки, точно эти шутки изобрел мозг сумасшедшего или пьяного. Судите сами.

Двадцать семь лет назад эта усадьба, дом которой состоял из одной центральной части, принадлежала старому врачу, который, чтобы увеличить свои скромные доходы, пускал двух-трех жильцов. Случилось так, что одно лето здесь провела госпожа д'Ормиваль, а госпожа Вобуа — следующее. Эти особы одна другую не знали. Одна из них была замужем за капитаном дальнего плавания, а другая за коммерсантом. Мужья их умерли почти одновременно, и обе женщины оказались в интересном положении, как говорят. Обе они написали доктору, что для родов приедут к нему.

Доктор согласился. Приехали они осенью почти одновременно. Им отвели две комнатки, расположенные за этой гостиной. Доктор пригласил сестру милосердия, которая ночевала здесь же. Все шло отлично. Дамы шили белье, и между ними царило полное согласие. Так как обе хотели иметь непременно сына, то заранее выбрали ему имя: Жан и Луи.

Раз доктор отлучился к больному со своим лакеем, объявив, что вернется только на следующий день.

Горничная в отсутствие хозяина улизнула к своему возлюбленному. Тут произошел ряд дьявольских случайностей.