Злость не приносила желаемого результата. Оставшись один, он опустился в шезлонг, еще хранящий женское тепло. Что-то витало в воздухе, он плохо улавливал эти флюиды. Минуты уносились в ночь. Он сидел, застыв в оцепенении, затем вскочил, сунулся в кают-компанию, чтобы поговорить с Гердой, но Герды там уже не было. В помещении царил какой-то нечеловеческий порядок, заходить туда совершенно не хотелось. Он подавил желание раздавить стаканчик чего-нибудь горячительного, вышел на палубу, обогнул по периметру кают-компанию, капитанский мостик, на котором, судя по черным проемам, никого не было. Что его заставило посмотреть на часы? Сорок минут до полуночи, ночь уже стартовала…
Отчаянный женский вопль прорезал ночной воздух! Он схватился за перила, начал всматриваться в темноту. Вопль проистекал с кормы. Но там, как назло, царила тьма. В правом углу, возле металлического рундука, что-то копошилось. Проклятье, не видно ни черта! Один человек или двое? Вопль повторился, перешел в хрип, что-то грузно рухнуло на палубу. Их было двое! Из клубка выпало что-то черное, перенеслось через открытое пространство. Турецкий перегнулся через перила, чтобы рассмотреть человека… и чуть не загремел с высоты, когда верхняя часть туловища перевесила нижнюю. Он отпрянул от перил с колотящимся сердцем. У борта на корме кто-то остался. Он видел, что человек пытается приподняться, слабый женский голос зовет на помощь. Снова крики — кто-то подбежал, нагнулся. Мчался третий, загорелся фонарь. В круге света корчилось женское тело.
«Предупреждали вас, Ирина Сергеевна», — скрипел зубами Турецкий, влетая в кают-компанию, из которой, как ни крути, был самый короткий путь на корму…
Пробегая мимо камбуза, он машинально туда заглянул — хватило же сообразительности. Герды не было. Там вообще никого не было — ни на камбузе, ни на складах, ни на лестнице. Он прогремел по ступеням, оттолкнул кого-то, вылетая на палубу — этот человек рвался в том же направлении, что и он… и снова датчик в голове сработал, схватил его, ошеломленного, за шиворот, выволок в зону света, буркнул:
— Пардон, месье Робер, как дела? — оставил в покое, побежал дальше.
Над женщиной уже склонились двое. Он вклинился между ними, попутно зафиксировав лица: уважаемый писатель (куда уж без него) и что-то бурчащий под нос Шорохов. Он выхватил у последнего фонарь, направил на женщину.
Может, он чего-то не понимал? Вместо ожидаемой супруги Голицына на досках палубы корчилась Ольга Андреевна Лаврушина. Она едва дышала. Глаза ее были наполнены ужасом, они закатывались, моргали, тело извивалось в конвульсиях…
Врача на судне не было. Слава богу, женщина оставалась в сознании, отдышалась. Она была потрясена, напугана, она не притворялась, — изобразить такой шок не смогла бы даже талантливая актриса. При ближайшем рассмотрении на горле пострадавшей обнаружилась красная борозда — ее душили чем-то вроде проволоки.
— Что случилось, кто-нибудь может рассказать? — Турецкий тряс окруживших его людей.
Ольга Андреевна в этот час была бы неважным рассказчиком, она держалась за горло, кашляла, рыдала, пыталась что-то сказать, но не могла выдавить из себя ни слова.
— Да хрен его знает, — Шорохов озадаченно чесал затылок. — Закричала, как дурная, а я возился тут неподалеку, вентиляция барахлит в машинном, засор вычищал. Бросил все, примчался… Напали на нее, похоже, вон туда кто-то юркнул, — он совал пальцем в направлении правого борта.
— Ага, — согласно кивал Феликс, — я тоже ни черта не понял. Стоял — как раз у своей каюты, только снаружи, курил, дышал… свежим дымом. Вроде крикнули — подумалось, что померещилось, потом как юркнуло что-то внутрь, ну я и спохватился… Вы что, не верите? — обиженно бурчал Феликс. — Вы думаете, я со своей комплекцией способен на такие выкрутасы?
— Да уж, этот тип быстро бегает, — подхватил Шорохов. — Ловкач, нечего сказать. То ли мужик, то ли баба, непонятно, закутанный весь, а еще эта темнота окаянная…
— Ольга Андреевна, — Турецкий опустился перед женщиной на колени, подложил ей руку под голову, — вы можете что-нибудь сказать? Успокойтесь, попытайтесь сосредоточиться, ничего страшного с вами не случилось, у вас посттравматический стресс, это скоро пройдет. Мы должны знать, кто на вас напал.
— Я не знаю… — она пыталась приподняться, сфокусировать взгляд. — Я сама не поняла… Я просто стояла, никого не видела…
— Где ваш муж?
— Не знаю… В последний раз я его видела в каюте, он вошел, начал что-то стенать, жаловаться на здоровье, я уже не могла его видеть, ушла, встала здесь… Меня душили, хотели сбросить за борт, я упиралась, ударила его локтем, закричала…
— Вы не видели, кто это был?
— Нет, я не знаю… Это так внезапно… Я не понимаю — за что, почему?.. Я ничего не сделала, никого не трогала… Сначала Николаша, теперь я… — Далее бормотание сделалось неразборчивым, женщина захлебываясь словами, зарыдала. Потом она внезапно замолчала, стала тяжело дышать.
— К врачу ее надо, — сообразил Шорохов.