Восемь трупов под килем

Он не знал, что ответить. Коснулся ее плеча, как бы уверяя, что поддерживает в трудные времена, помялся, растворился в сумерках.

Перед наступлением темноты он стал свидетелем еще одной занятной сценки. Иван Максимович Лаврушин разговаривал на повышенных тонах с самим Манцевичем! Видно, похрабрел от спиртного. Кроме этой парочки, на борту никого не было. Манцевич стоял, держась на ограждение, прямой, как шпала, губы брезгливо поджаты, а бывший инженер высказывал ему неприятные вещи. Он говорил и говорил, жестикулировал, гнул в волнении пальцы, доставая ими почти до носа оппонента. Тот не выдержал, не сильно, но достаточно грубо оттолкнул Лаврушина от себя. С первого раза не дошло — Лаврушин снова замахал конечностями. Определенной выдержкой Манцевич обладал — мог бы врезать. Но все же родственник шефа. Отвернулся, выражая презрение. А тот продолжал наседать. Суть конфликта не улавливалась за порывами ветра, Турецкий рискнул приблизиться. Лаврушин резко замолчал, уставился на сыщика — на зрение этот тип пока не жаловался. Манцевич тоже повернул голову, смерил сыщика раздраженным взглядом. Перейти роковую черту Турецкий не решился. Да и какой смысл — в его присутствии ни слова не скажут.

Он вернулся в каюту, ждал рождения дельных мыслей. Но мысль была одна: до полной задницы еще время есть. Так казалось. Куда спешить? Работать надо обстоятельно, вдумчиво. Леонардо да Винчи, например, двенадцать лет рисовал губы Джоконды. Возможно, он что-то упустил на начальном этапе. Значит, надо пройти все заново. С чего он начал? Вошел в каюту Николая, где его вниманию был предложен хладный труп. В первый раз он толком не рассмотрел место преступления. Вторично — над душой висели Манцевич с Феликсом, отвлекали, как могли, и он опять мог что-то упустить. Нужно осмотреть каюту в третий раз…

Покидая свое убежище, он глянул на часы. Скоро девять вечера. Ужин уже состоялся: он видел, как мобилизованные Гердой матросы растаскивают по каютам еду. Все питались в своих апартаментах, смерть на судне и «волевые» решения Голицына принесли свои плоды — люди не хотели видеть себе подобных.

Он провалялся в каюте не меньше часа. Самое время размять кости. Он вышел в коридор и крайне удивился, обнаружив, что освещение в нем почти отсутствовало. Лампы светили в треть своих возможностей. Верный признак, что в мире глубокий кризис, и экономят буквально на всем. Он ждал, пока глаза привыкнут к полумраку. Справа послышался скрип, с улицы вошел Шорохов — с левым глазом у него все было в порядке, покосился на замершую фигуру «гениального» сыщика, тяжелой поступью направился к трапу в машинное отделение. Затряслись перила, стоптанные бутсы загремели по ступеням…

Турецкий сделал пару шагов, встал у разделительного барьера между отсеками — вновь донесся шум, на этот раз из носовой части. В глубине коридора объявилось смутное пятно — кто-то вошел с улицы. Турецкий прижался к стене — благодаря выступу, его могли и не заметить. Пятно приближалось, делалось резче, обретало контуры женской фигуры, и вскоре превратилось в понурую Ольгу Андреевну. Она остановилась у своей каюты, хотела войти, но дверь оказалась запертой. Она вздохнула, постучалась. Дверь открылась не сразу — ей пришлось стучать несколько раз.

— Ах, Оленька, прости, я машинально заперся… — заплетающимся голосом пробормотал Лаврушин.

— Господи, ты напился, Ваня!.. Зачем ты это делаешь? Не пей больше, я очень тебя прошу.

— Ладно, Оленька, я постараюсь… Слушай, я тут собрался пройтись, ты не возражаешь, если я ненадолго отлучусь?

«Козел этот Лаврушин», — подумал Турецкий. Женщина, видимо, возражала, захлопнулась дверь, настала тишина. Он выждал несколько секунд, Лаврушин не выходил — видимо, Ольге Андреевне удалось его отговорить от «продолжения банкета». Он на цыпочках двигался по коридору. Охранника Салима в проходе не было, из чего напрашивались три варианта: первый — Салим забил на службу, второй — Голицын где-то шатается, третий — телохранитель вовсе не обязан торчать у закрытых дверей, раздражая и без того раздраженных пассажиров. Он ускорил шаг, добежал до первой каюты на правой стороне, посмотрел по сторонам, нажал на ручку. Что-то не так. Вроде полоска света пробивалась из-под двери, и вдруг пропала. Померещилось? Дверь открылась. В каюте было темно, вырисовывался контур иллюминатора — серая муть в круге. Он вошел, прикрыл за собой дверь, стал нащупывать выключатель.

Он ощутил движение воздуха, раздался треск, кто-то метнулся — тень на миг закрыла круг иллюминатора. Он машинально зажмурился, прикрыл лицо руками. Но удар пришелся сверху, по макушке! Словно крышкой от кастрюли отоварили! В голове зазвенело, искры посыпались, будто из-под сварочного электрода, мыслям и чувствам стало тесно в черепной коробке, голова взорвалась, и он просто упал…