Восемь обезьян

— Отбегался, болезный? — прохрипел, встав над ним, детина. — Отбегался! Покажи-ка, что у тебя в карманцах?

Прохожий, однако, не собирался сдаваться без боя. Он перекатился на бок, свернулся калачиком, потом резко вскочил. В руке у него появилась короткая узкая плетка, которой он замахнулся на детину.

Но число его противников с каждой минутой росло. Теперь за спиной у него появился крепенький узкоглазый старичок в продранном кожухе, с суковатой палкой в руках.

— Ишь ты, какой прыткий! — проговорил этот старичок и ударил прохожего своей палкой по ногам. Тот удивленно охнул, покачнулся и упал на колени.

Тем временем его плетка жила своей собственной жизнью. Она скользнула на землю, бесшумно подползла к детине в армяке и обвила его ноги.

— Это что за нечисть? — вскрикнул тот испуганно. — Никак у него змеюка! Свят-свят-свят!

— Не дрейфь, Микола! — подал голос старичок, огрев своей палкой прохожего. — Не родился еще такой фраер, чтобы нас с тобой на кривой козе объехал!

Ожившая плетка тем временем стянула ноги детины с такой силой, что он упал на землю. Лицо его стало белым от страха, и он истошно заверещал:

— Помоги, дядя Митрофан! Погубит меня эта змеюка! Как есть погубит!

— Ишь ты, прыткая какая! — Старичок вперевалку подошел к перепуганному детине и ткнул удивительную плетку своей палкой. Плетка переползла на палку, освободив ноги детины. Старичок с неожиданной для его лет ловкостью схватил мешок, стряхнул в него плетку и тут же завязал его.

— Ты прыткая, — удовлетворенно проговорил старичок, — да мы-то еще прытче!

Однако, пока старичок разбирался с удивительной плеткой, хозяин этой плетки, одинокий прохожий в поношенной шинели, тихонько поднялся на ноги и, слегка прихрамывая, припустил в сторону Невского проспекта. Однако далеко он не ушел: на пути у него снова невесть откуда появился знакомый уже маленький оборвыш. Встав перед прохожим, он хмуро набычился и пробасил:

— Это куда ж ты намылился, дяденька? Мы же с тобой, кажись, еще не поговорили!

— Пошел ты куда вон, маленький человек! — проговорил прохожий. — Я с тобой никогда не хотеть говорить!

— Ишь ты, никак немец! — ухмыльнулся мальчишка. — А только мне это без разницы!

— Пошел ты чтобы вон! — повторил прохожий и пнул мальчишку ногой.

Однако тот весьма ловко увернулся, поднырнул под руку и клещом вцепился в ногу прохожего. Тот выпалил какие-то непонятные слова и сунул руку в карман шинели, видно, за своей замечательной плеткой, но тут вспомнил, что плетки у него нет, и тогда попросту схватил мальчишку за волосы.

Мальчишка взвизгнул, и тут в руке у него лунным серебром сверкнуло лезвие бритвы. Маленький шпаненок взмахнул этим лезвием почти не глядя и попал своему противнику прямо по горлу. Тот выпучил глаза, захрипел, схватился за горло, словно пытаясь остановить обильно хлещущую кровь, и повалился на тротуар. Ноги его несколько раз судорожно дернулись, как будто он пытался куда-то бежать, и наконец он окончательно застыл, глядя в свинцовое небо пустыми, бессмысленными глазами.

Мальчишка наклонился над убитым, деловито проверил его пульс, потом крикнул своим подельникам:

— Дядя Митрофан, Микола! Кажись, издох этот фраерок. Кажись, оприходовал я его.

Старичок вперевалку, загребая кривыми ногами, подошел к трупу, неторопливо удостоверился, что тот не подает никаких признаков жизни, и кивнул:

— Готов, болезный! Ловко ты его, Ванята! Ну, теперича смываться надо, а то как есть загремим на каторгу.

— А карманы-то? — запротестовал мальчишка. — Карманы-то надоть обшмонать!

— Обшмонай, Ванята! — разрешил старичок. — Как положено обшмонай. Только по-быстрому. Неохота мне на старости годов на каторге куковать.

Мальчуган опустился на колени возле трупа и быстро, ловко проверил карманы шинели. Не найдя там ничего стоящего, он хотел уже припустить прочь, как вдруг нащупал под подкладкой что-то твердое. Быстро оглянувшись, сунул руку под лацкан шинели, пошарил там и нащупал потайной карман.

Вытащив монету, подкинул ее, попробовал на зуб и радостно ухмыльнулся:

— Никак ржавье! Точно, ржавье!

Мобильник заливался в прихожей, и муж притащил его на кухню, когда Надежда разливала по тарелкам рассольник.

— О, снова тебя Синица беспокоит! — сказал он.

— Простите, не могу сейчас говорить! — прокричала Надежда в трубку. — Позже вам перезвоню!

— Ты же сказала, что уже получила покрывало в этом магазине? — муж смотрел с подозрением.

— Ой, ты не представляешь! — затараторила Надежда. — Я заказывала голубое, а они привезли розовое! Ты можешь представить, чтобы моя мать согласилась на розовое покрывало?

— Да уж… — По наблюдениям Надежды, Сан Саныч немного побаивался свою тещу, так что вопрос с покрывалом был тут же закрыт.

А Надежда дозвонилась до Алены только утром, после того, как муж ушел на работу.

— Ну, что там у тебя?