– Было около полуночи, и Сторер собирался пойти спать. Он постучался в дверь кабинета, сообщил Деппингу, что свет починили, и спросил, может ли он быть свободен. Деппинг как-то нетерпеливо ответил: «Да-да». Так что тот удалился. Буря все еще бушевала, и он никак не мог уснуть… По его словам, где-то в пятнадцать минут первого ночи он услышал звук выстрела; это врезалось ему в память, но он списал это на раскат грома и не стал выяснять, в чем дело. Инспектор Мерч передает, что судебный медик установил время смерти, как раз около пятнадцати минут первого. На следующее утро, спустившись, Сторер увидел через фрамугу, что свет в кабинете Деппинга по-прежнему горел. Он постучал в дверь, но ответа не последовало; дверь была заперта изнутри. Так что Сторер взял стул, взобрался на него и заглянул во фрамугу. Деппинг лежал ничком у себя за столом, а голова его была прострелена аккурат в районе лысины. В конце концов Сторер набрался храбрости, открыл фрамугу и влез через нее в комнату. Деппинг уже давно был мертв, а орудия убийства он не увидел.
Донован-младший вдруг позабыл о своем похмелье. Этот неторопливый жуткий рассказ будоражил его воображение. Казалось, вся эта дикая история с катанием по перилам была частью вчерашней попойки; впервые в жизни он ощутил вкус к охоте на человека и начал понимать, в чем состоит ее прелесть. Стояла тишина. В атмосфере нарастающей неловкости он почувствовал на себе покровительственно-самодовольный взгляд епископа.
– Вот, мистер Хэдли, – сказал епископ, – это-то и есть самое интересное. И поучительное. – Он жестом указал на сына. – Мой сын, мистер Хэдли, изучает криминалистику, как и я. Хм… И я наконец смогу увидеть, чему же он успел научиться. – Вид у епископа при этом был важный и деловитый. – Кое-какие моменты наводят на размышления. Например…
– Но черт возьми! – запротестовал полковник, вытирая лоб. – Смотрите!..
– …например, – хладнокровно продолжил епископ, – вы говорите, дверь была заперта изнутри. Значит, убийца ускользнул через окно? Нет. Через другую дверь. Наверху имеется балкон, тянущийся вдоль стены дома, и дверь на нем открывается наружу. Эта дверь, которая, по словам Сторера, обычно заперта, в тот день была приоткрыта.
Хэдли обратился к нему без капли сарказма:
– Что ж, не могли бы вы объяснить, какова ваша роль в этом деле?..
Епископ кивнул и дружелюбно улыбнулся Стендишу:
– С удовольствием. К счастью, мистер Хэдли, я могу назвать вам имя человека, который приходил к мистеру Деппингу прошлой ночью. Я могу даже показать вам его фотографию.
Под изумленным взглядом полковника он вынул из внутреннего кармана два снимка, подписанные аккуратным мелким почерком, которые он затем передал Хэдли. Чувство юмора вернулось к епископу, как только ему удалось реабилитироваться в глазах собеседника.
– Его зовут Льюис Спинелли. На случай, если имя вылетит из головы, мистер Хэдли, там внизу есть пара заметок о нем.
– Спинелли, – повторил Хэдли, прищурившись. – Спинелли, ясно! Вымогатель. Бандит. Из шайки Мейфри, они пытались проникнуть в Англию в прошлом году…
– Единственный из шайки, – поправил епископ, – который таки проник в Англию. Этот человек, мистер Хэдли, слишком умен для того, чтобы пытаться попасть в страну под своим настоящим именем. Позвольте мне объяснить.
Донован-младший вновь подумал, что для епископа Англиканской церкви такая манера изъясняться была совсем не характерной. Но самым странным было то, как естественно это выходило у старика. Он говорил ничуть не хуже, чем с церковной кафедры. И сын все никак не мог к этому привыкнуть.
– В Музее полиции на Центральной улице, он напоминает ваш Черный музей, экспозиция составлена так, чтобы демонстрировать различные типы преступлений, мистер Хэдли. Комиссар разрешил мне освежить в памяти одну интересную историю. Этот Спинелли изначально был вымогателем-одиночкой, и все из-за одной своей особенности, которая выдает его с головой. Молодой американец итальянского происхождения лет тридцати, из приличной семьи, с блестящим образованием. Как мне сообщили, с хорошими манерами, так что он мог бы выдать себя за кого угодно, если бы не одна его слабость. Он просто не мог противиться искушению вырядиться в самый кричащий и приметный наряд, который только можно себе вообразить, не говоря уже об обилии колец и прочих украшений. Взгляните на фотографию. Здесь ему около двадцати трех, когда его схватили и отправили в Синг-Синг на десять лет.
Епископ прервался. И взглянул на присутствующих из-под тяжелых век.
– Но освободился он через три. И никто не знает, как так вышло. Из того, что я слышал, он понял, что в одиночку действовать небезопасно, и присоединился к Мейфри, который к тому времени как раз набрал силу, и никто не мог с ним ничего поделать. Затем…
Доктор Фелл фыркнул.