Восемь (ЛП)

Если бы я чаще вел себя как живой, то содрогнулся бы от мысли о том, что пил из одной бутылки с этим бомжом, но у меня не получается заставить себя волноваться по этому поводу. Он проявил ко мне доброту, в то время как многие просто прошли мимо. Мужчина поделился тем, что имеет, и не попросил ничего взамен. И только потому, что он, очевидно, бездомный и ему нужно хорошенько помыться, не опровергает тот факт, что он гораздо человечнее меня.

— Знаешь, можно очень сильно кого-то любить, — продолжает размышлять мужчина после долгой паузы. — И можно потерять себя в процессе.

—Я не потерял себя, — отвечаю ему, и в моих словах больше ясности, чем во всем, что я говорил в последние дни. — А потерял их.

— Тогда обрети их заново, — отвечает он, как будто все в жизни так просто, и я смотрю на него. Буквально. На его одежду, которая слишком мала для него и слишком теплая для солнечного дня. На пятна на его руках и грязь на штанинах. На обувь без шнурков; левая подошва отклеилась, образуя открывающийся «рот», который пока еще «не говорит» всей правды.

У этого человека нет ничего, по сравнению со мной.

Ничего.

А я еще сижу и нагло беру что-то у него.

Его поддержку.

Его выпивку.

Его советы.

Я беру все это, в то время как моя жизнь ждет меня в слишком маленьком доме, где немного жарко в этот солнечный день, потому что я отказываюсь открывать окна и впускать свежий воздух. Она ждет меня в каждом пятне на моей душе, которые появились от вины за то, что я бросил своего маленького сынишку и стал никчемным отцом для своей дочери. Возле туфель, которые продолжают стоять в коридоре, хотя их хозяйки уже нет. Тех самых туфель, которые оставляют огромную дыру в наших жизнях, и которые я все еще отказываюсь убрать. И правда в том, что мне нужна эта боль, чтобы помнить.

Это все, что осталось от нее.

Ложь.

Я должен считать себя богатым человеком, ведь моя жена оставила мне такие сокровища.

Но веду себя как нищий.

— Я попробую, — говорю я, признавая свою вину, которую медленно начинаю чувствовать.

Бездомный улыбается мне своей широкой улыбкой; его рот с несколькими отсутствующими зубами выражает гордость за меня, незнакомца для него.

— Не будь к себе так строг, — заявляет мужчина и начинает собирать свои вещи в потрепанный рюкзак. — Найди минутку. Сядь поудобнее и восхитись тем, что дала тебе жизнь.

Убедившись, что ничего не забыл, он накрывает мою руку своей и легонько сжимает ее, чтобы подчеркнуть серьезность своих слов.

— Пусть горе смягчит тебя, не превращая в камень. Пусть боль в твоем сердце сделает тебя мудрее, собери все свои страдания и сделай их своей силой. Не важно, что бросает тебе жизнь, ты все еще здесь, и все еще можешь извлечь урок. Гордись этим, гордись тем, кто ты есть, а если не можешь, то гордись тем, кем ты можешь стать. Поверь мне, — говорит он, встает и перекидывает лямку рюкзака через плечо, встряхивая бутылку в руке, чтобы придать своим словам особое значение. — Ты не захочешь закончить как я, поэтому иди домой к своей семье и люби их так сильно, насколько это возможно. Потому что любви никогда не бывает слишком много.

А потом он уходит. Ковыляет в парк, который простирается перед нами зеленым морем, пока не исчезает из моего виду.

Я никогда не говорил ему, что скорблю.

Думаю, мне и не нужно было; они висят на моей шее неоновой вывеской — яркой и кричащей, и которую невозможно пройти мимо: «Этот человек потерял жену. Пожалейте его».

Размышляю над его словами, а солнце начинает медленно садиться. Прохожие стараются обходить скамейку, на которой я неподвижно сижу, предпочитая пройти дальше по дорожке к другой лавочке и притвориться, что меня не существует.

«Ты не захочешь закончить как я, поэтому иди домой к своей семье и люби их так сильно, насколько это возможно».

Встаю. Мои покрытые волдырями ступни отвергают какое-либо движение, но я поворачиваюсь, чтобы идти назад.

Назад к своей семье.

Назад к тому мужчине, которым, я хочу, надеюсь и молюсь, что стану.

Прости меня, Лора.

Я исправлюсь.

И заставлю тебя гордиться мной.

Обещаю.

Глава 4

Джош

Через восемь дней после того, как почти сошел с ума, я возвращаюсь в парк.

Счастливый Артур сидит в своей детской коляске и оживленно машет своими пухлыми ручками и ножками всему, что видит и слышит вокруг себя. Айви весело прыгает рядом с ним, бормоча ему об утках и качелях, и сборе цветов для бабули. А рядом со мной идет Айзек. Разве это не то, что он делал почти весь прошлый год —шел рядом со мной? Поддерживал меня, не позволяя упасть?

Айз тихонько кашляет, привлекая мое внимание, и я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на брата, наблюдая, как он не отрывает взгляда от моих детей. Он всегда рядом, ждет, когда будет нужен им.

— Ты ведь уезжаешь.

Это утверждение, не вопрос.