Восемь лет среди пигмеев

Во время своего пребывания у нас Элиот большей частою находился в пигмейской деревне, фотографируя сцены из жизни пигмеев маленьким фотоаппаратом, линза которого стоила, вероятно, тысячи долларов. От старика-пигмея, оставшегося дома, я узнала, что после возвращения пигмеев из леса состоится что-то вроде празднества с танцами и песнями. Элиот собирался заснять все это на пленку. Однако из Нью-Йорка к нам пришло какое-то срочное сообщение на его имя, и он сразу же отправился на побережье. Мне показалось, что Элиот получил распоряжение проинтервьюировать знаменитого альпиниста Кэнона Дитри. Уезжая, Элиот успел только сказать, что любит свою профессию газетчика за то, что она не оставляет ему времени для скуки. Мне пришлось запечатлеть возвращение пигмеев и их празднество лишь в своей памяти, поскольку фотоаппарат мой был поломан, а пленка пришла в негодность от влажного воздуха джунглей. Момент возвращения пигмеев трудно было бы не заметить. Они напоминали вваливающихся в пивную лесорубов, которые всю зиму провели за пилкой строевого леса. Хотя я знала, что пигмеи совершенно трезвы, но вели они себя так, словно выпили вина или находились под действием наркотиков.

Пока в джунглях разделывалась туша слона и отделялись бивни, пигмеи успели по горло наесться мяса. Фейзи настоял, чтобы в деревне его хозяина негра Нгомы была сделана остановка, где Нгоме вручили его долю. Нгома остался так доволен, что пустился в пляску, которая длилась более четырех часов. Распевая и танцуя в течение всего пути и, по-видимому, совершенно не устав, пигмеи зашли в лагерь Патнем. Они воспевали охотничью доблесть Фейзи, и при этом каждый словно воспринял частичку его храбрости.

Великолепные бивни Фейзи отдал Пату. Это огорчило Нгому, однако пигмей считал, что хозяин его получил достаточно бесплатного мяса, хотя абсолютно ничем не помогал в охоте на слона. Ночь была посвящена победным танцам. Пигмеи приготовили краску, смешав золу с водой, и разрисовали себя так, что стали похожими на чудовищ. За свои поясные шнурки они заткнули огромнейшие пучки листьев. Барабаны звучали на этот раз громче обычного. Сначала танцевали только мужчины. В пантомиме они изобразили, как Фейзи искал огромное животное, а затем показали сотню различных вариантов самой охоты. Фейзи, обычно такой скромный и непритязательный, на сей раз отбросил сдержанность и танцевал как одержимый, в которого вселилась сверхъестественная сила, при этом он размахивал копьем, словно балетный танцор.

Фейзи упорно не хотел чистить оружие, на котором при свете больших костров можно было легко разглядеть темно-красное пятно — запекшуюся кровь слона. Около полуночи к танцующим присоединились женщины. Дети спали в маленьких хижинах под присмотром старух. Софине, как первой жене героя Фейзи, также воздавались почести. Ей была оказана особая честь возглавить первый танец мужчин и женщин, который был поразительно похож на босоногий вариант шоттиш[26]. Потом эта привилегия выпала на долю всех остальных женщин, и никто не мог упрекнуть Софину в эгоизме. Когда замолкли барабаны, Анифа, сводная сестра Мукабасы, принялась воспевать великие деяния Фейзи. Другие хором поддержали ее, и, должно быть, на много километров вокруг дрожали в своих норах звери, напуганные этими странными звуками. В празднествах участвовали жена Сейла Томаса и Базалинда, старая жена Донейта, которая вернулась в лагерь несколько недель назад после своего исчезновения с мужчиной из соседней деревни. Присутствовало также много других женщин. Если не считать маленьких передников из тапы, все они были обнажены. Некоторые пигмеи, нарвав ярко-красных цветов, вплели их себе в волосы.

Когда танцоры уставали, они отходили в сторону, чтобы отхлебнуть глоток пальмового вина. Постепенно танцы их принимали все более первобытный характер. Мне стало ясно, что пальмовое вино оказывает свое действие. Женщины собрались на одной стороне поляны, глядя на мужчин, которые выстроились в линию. Ритм танца стал медленнее. Женщины запели на кибира, но я не нуждалась в переводчике. Они пели что-то о своих лицах и раскачивающихся телах. Все говорило мне, что это песнь древней первобытной страсти. Язык слишком беден, чтобы точно воспроизвести всю эту картину.

В то время как мужчины, притопывая, двигались то вперед, то назад, женщины шаг за шагом уменьшали расстояние, пока между ними и мужчинами не остался узкий коридор. Барабаны продолжали грохотать, не останавливаясь, покачивались темные груди и блестящие бедра.

Ночь была теплой, кроны росших вокруг деревни деревьев отражали жар костров. Тела танцоров покрылись бисеринками пота. Все учащеннее становился ритм, все быстрее и быстрее раскачивались гибкие фигуры пигмеев, В этот момент они забыли обо мне, об охоте на слона, о своих детях, спящих в маленьких хижинах из листьев, которые при дрожащем свете костров казались огромными застывшими каплями камеди[27].